– Ты хочешь что-то сказать?
Тралгут вздохнул:
– Будь она не так похожа на Мериан, вы бы остались.
Похабная песня перешла к следующему куплету, о постельных вкусах дартинов и цинн – или, как говорилось в строке, «светляков» и «червей». Маркус метнул в певца раздраженный взгляд, стиснутые зубы чуть не хрустнули. Ярдем поставил кружку с сидром.
– Если бы тот фургон вел мужчина… – продолжал он. – Или женщина постарше. Не похожая на Алис и не ровесница выросшей Мериан. Тогда вы нанялись бы к ним охранником.
Маркус выдавил смешок. Певец перевел дух, готовясь затянуть еще куплет. Капитан встал.
– Ты! А ну хватит! Тут люди о серьезном разговаривают.
Моряк сдвинул брови:
– А ты-то кто таков?
– Тот, кто советует тебе заткнуться.
Моряк было осклабился, но что-то в облике Маркуса его остановило, он побагровел и уселся спиной к обоим друзьям. Капитан глянул на Ярдема.
– Мы оба знаем: фургон будет притягивать к себе клинки и кровь, – тихо сказал он. – Столько ценностей одной кучей – тут без убийств не обойдется. И ты мне говоришь, что вмешаться в это – стоящее дело?
– Нет, сэр. Дурацкое и безрассудное. Только вы бы за него точно взялись.
Маркус потряс головой. Где-то в закоулках памяти Мериан, охваченная пламенем, тянула к нему ладони – он поднимал слабеющее тело, слышал запах паленых волос и сожженной кожи. Чувствовал, как она обмякает у него в руках. Думал, что она наконец спасена, потом вдруг понимал, отчего так безвольно она поникла. Он толком даже не знал, что из этого память, а что – сны.
Китрин бель-Саркур. Маркус представил себе ее фургон и на месте возницы – старика-первокровного, везшего оловянную руду. Или караванщика с женой. Или мастера Кита и Опал. Кого угодно, кроме самой девушки.
Он прикрыл веки пальцами и тер до тех пор, пока не заплясали в глазах цветные круги. Тихо шелестели волны, в холодном воздухе таял острый запах сидра из кружки. Маркус пробормотал ругательство.
– Найти ее, сэр?
– Да, будем искать, – кивнул капитан, бросая на стол монету. – Пока с ней что-нибудь не стряслось.
Гедер
Отряжая Гедера на поиски ценного каравана, Клинн не надеялся, что толстяк и вправду нападет на след, поэтому, когда Гедер возвратился ни с чем, никому не пришло в голову заподозрить его во лжи. Въехав с солдатами в город, Гедер отчитался о неуспехе и вернулся к прежним немногочисленным повинностям: обеспечивать взимание налогов, арестовывать приверженцев прежнего режима и всячески притеснять жителей Ванайев от имени Клинна.
– Я не могу столько уплатить, – взмолился старик-тимзин, увидев сумму налога. – Герцог взял с нас подать еще до войны! Два раза! А теперь и вы хотите столько же?
– Не я, – ответил Гедер.
– Но ко мне-то пришли вы!
Лавчонка, ютящаяся на темной улице, была сплошь завалена лоскутами кожи, у затянутого промасленным холстом окна стоял бронзовый манекен, задрапированный в мягкий черный плащ – судя по запаху, кожу для него выделали совсем недавно. Тонкий плащ не защитил бы в бою: кожа была чуть плотнее обычной ткани, но уступала в прочности стеганому полотнищу. Зато при дворе такая вещь вызвала бы завистливые взгляды.
– Вам нравится? – спросил тимзин.
– Что вы сказали?
– Плащ. Его заказал смотритель каналов, который сгинул как раз в ночь перед освобождением. – Тимзин, подчеркнув последнее слово, приподнял чешуйчатой рукой приказ об уплате налога. – Перед освобождением города войсками благородной империи. Плащ не закончен, но у меня еще есть такая кожа, я могу перекроить его на вашу фигуру.
Гедер облизнул губы. Невозможно. Вдруг кто-нибудь спросит, где он взял плащ? Придется сознаться. Или выдумать объяснение. Можно сказать, что добыл плащ по дешевке – например, на юге, пока патрулировал дороги по приказу Клинна. Или при обыске купил у караванщика какого-нибудь обоза.
– Вы и вправду можете его перекроить?
Тимзин с удовольствием расцвел наглой улыбкой.
– А вы можете это потерять? – кивнул он на бумагу.
Гедера на мгновение настиг отголосок радости, обуявшей его в тот день, когда он скакал прочь от контрабандистов, везя за пазухой драгоценности. Потерять одно налоговое извещение. Что с того Клинну – чуть меньше золота в сундуке и чуть меньше бравады в отчетах, отсылаемых в Кемниполь. Зато кожевник продержится еще год: стоило бы ему просто попросить о милости – и Гедер с легкостью «потерял» бы бумагу, даже без всяких новых плащей.
А кроме того, двадцать серебряных монет, не полученные Клинном, по сравнению с потерей каравана – дождинка в океане.