– А если я откажусь?
Хотелось выпить. Хотелось в теплую постель, где ее обовьют мужские руки. Хотелось верить, что она поступает правильно.
– Я сожгу филиал дотла, – сказала она.
Мир балансировал на лезвии клинка. Ревизор, закрыв глаза, откинулся на спинку кресла.
«Ну и ладно, – мысленно отмахнулась Китрин. – Провести зиму в бегах было не так уж плохо. В этот раз, по крайней мере, можно не переодеваться мальчиком».
– Вы ничего не подписываете, – решил наконец Паэрин Кларк. – На всех контрактах ставит подпись нотариус, только он один. Переговоры ведутся исключительно в его присутствии. Если он принимает решение вразрез с вашим, вы подчиняетесь. Управление филиалом остается за головной дирекцией. Вы – номинальная фигура. Не более того.
– Меня это устраивает, – сказала Китрин и мысленно добавила: «Пока не найду способа все изменить».
– И вы отдадите мне упомянутую книгу с записью о вашем возрасте. До моего отъезда.
– Нет, – заявил Маркус. – Если отдать книгу, Китрин лишится последнего. Вы сможете все переиграть, и она останется ни с чем.
– Ей придется мне поверить.
Китрин проглотила ком в горле. Тошнило. Хотелось запеть.
Она кивнула. Паэрин Кларк некоторое время сидел недвижно, затем взял со стола письмо, которое писал перед ее приходом, и со вздохом разорвал его в клочки.
– Кажется, мне придется написать другой отчет, – криво улыбнулся он. – Поздравляю вас с новым банком, магистра.
Гедер
Казнь Фелдина Мааса затмила церемонию погребения его жены. Гедер, оказавшись перед выбором, решил в пользу казни, так же поступили большинство придворных. Трон короля Симеона стоял на возвышении, рядом в похожем кресле сидел принц Астер в черном горностае – как и отец. В середине пустого зала преклонил колени Фелдин Маас. Его запястья и щиколотки были перетянуты веревкой, и даже с галереи, отгороженной витым шнуром, Гедер разглядел синяки на его ногах и длинные, в струпьях, черные полосы на спине. Вокруг приговоренного стояли десять палачей в стальных масках, напоминающих оскаленные морды; затупленные мечи сплошь покрывала ржавчина.
Где-то стукнули в барабан – глухой удар разнесся в тишине зала, нарушаемой лишь шепотом какого-то придурка в дальних рядах толпы. Гедер попытался не обращать внимания на людей, сосредоточившись на действе. Хотя он приехал довольно поздно, вельможи отвели ему лучшее место в ближней части галереи, так что зал открывался перед ним как на ладони. Рядом стоял Доусон Каллиам с двумя сыновьями. Все взгляды, не устремленные на Мааса, были прикованы к Гедеру, и юноша в очередной раз пожалел, что не догадался отдать в переделку черный плащ, привезенный некогда из Ванайев: за лето Гедер похудел, и плащ теперь свисал с плеч неловкими складками.
Король Симеон – суровый, с посеревшим лицом – поднял руку; барабан смолк. Толпа на всех трех ярусах галереи затаила дыхание, и даже придурок в дальних рядах наконец умолк.
– Тебе позволено последнее слово, предатель, – разнесся по зале голос короля Симеона.
Фелдин Маас медленно покачал головой.
Нет.
Король махнул рукой, и палачи, шагнув вперед, вонзили каждый свой клинок в тело преступника. Гедеру говорили, что мечи специально оставляют тупыми, чтобы убивать не столько железом, сколько усилием палачей – для пущей наглядности. Раздался крик Мааса – только один, – палачи отступили, оставив в растекающейся луже тело с торчащими из него десятью клинками. По толпе прошел вздох, как ветер по верхушкам деревьев.
Король Симеон встал, позади него принц Астер казался статуей самого себя, вырезанной из бледного камня. Гедер задумался, каково девятилетнему мальчику узнать, что взрослый человек задумывал его убийство, и потом собственными глазами видеть жестокую расправу.
– Такова судьба тех, кто нарушает клятву верности Рассеченному Престолу, – объявил король. – Правосудие свершилось, и пусть видевшие разнесут весть о том, что все предатели Антеи будут найдены и казнены.
Отовсюду послышались рукоплескания и одобрительные крики.
Доусон Каллиам склонился к Гедеру.
– Это и в твою честь, Паллиако! – крикнул он ему в ухо, перекрывая рев толпы.
Примерно то же Доусон сказал ему еще до церемонии, только тогда слова прозвучали жестче: «Ты дал Симеону решимость, которой ему недоставало».
Вновь ударил барабан, и король с принцем торжественно удалились. Слуги в красных одеждах вынесли Мааса – тело вместе с мечами выставят напоказ на семнадцать дней, а потом сбросят в Разлом к кухонным объедкам и нечистотам; всякий, кто покусится достать его и похоронить, будет повешен. Где-то за спиной Гедера, отгороженные от него рядами антейских вельмож, открылись двери. Без короля шум стал оглушительным, все галдели так, что Гедер не мог различить ни слова, и он, подчиняясь общему потоку, двинулся к выходу.
В просторных залах и переходах Кингшпиля аристократы разбились на сотню мелких групп, гомон сделался тише, хотя расслышать слова Гедеру по-прежнему не удавалось. Все усиленно не смотрели в его сторону, но по их лицам он примерно понимал, что они говорят. «Паллиако рассказывает, будто ездил в Кешет, а на самом деле вернулся с доказательствами заговора против принца Астера», «пожар Ванайев был только частью его плана», «я же говорил, что привести к столице верные войска перед самым мятежом наемников – не совпадение». Гедер неторопливо шел через толпу, упиваясь вниманием.
– Лорд Паллиако, можно вас на два слова?
Перед ним стояли Куртин Иссандриан и Алан Клинн с печатью вселенской обреченности на лицах.
Гедер улыбнулся.
– Я пришел поблагодарить вас, милорд, – сказал Куртин Иссандриан, протягивая ему руку. – Я вам неизмеримо обязан.
– В самом деле? – спросил Гедер, давая руке Иссандриана повисеть в воздухе подольше.
– Если бы не вы, я до сих пор состоял бы в союзе с тайным предателем державы. Фелдин Маас был моим другом, и дружба к нему меня ослепляла, не давая видеть его истинную природу. Сегодняшний день для меня чудовищен, однако он был необходим, чтобы я прозрел. Примите мою благодарность.
Гедер пожалел, что здесь нет Басрахипа и теперь не узнать, правду ли говорит Иссандриан. Ну что ж, в следующий раз. Впереди месяцы и годы – Гедер со своим Праведным Слугой еще выяснит все дворцовые тайны. А пока толика великодушия не повредит.
И он пожал руку Иссандриану.
– Вы достойный человек, Гедер Паллиако. – Иссандриан повысил голос, чтобы его слышали вокруг. – Антее очень повезло, что у нее есть такой сын.
– Благодарю вас, лорд Иссандриан, – в тон ему ответил Гедер. – Признание собственной слабости требует немалого мужества. Я уважаю ваше решение.
Рукопожатие распалось, вперед выступил Алан Клинн с выставленной наготове рукой. Гедер с улыбкой принял его ладонь и притянул Клинна поближе.
– Лорд Клинн! – улыбаясь еще шире, воскликнул он. – Давно не виделись!
– Да. Давно.
– Помнишь ту ночь перед Ванайями, когда я спьяну сжег книгу, которую тебе показывал?
– Конечно помню! – рассмеялся Клинн, словно они с Гедером устроили вечер забавных воспоминаний. – Еще бы!
Гедер тоже рассмеялся и затем в мгновение ока стер улыбку с холодного лица.
– Я тоже.
Бросив руку Клинна, он резко повернулся и зашагал из дворца прочь, чувствуя, как сама земля вздымается под ногами, принимая каждый его шаг.
Над городом простиралось синее небо, веял холодный зимний ветер. Отец Гедера стоял у лестницы, ведущей к столпотворению лошадей и карет. В руке он держал погасшую трубку.
– Значит, политический процесс дошел наконец до логического финала? – спросил Лерер.
– А ты не смотрел?
– Я слишком стар смотреть на кровавые пятна. Нужно казнить – казните, незачем устраивать спектакль.