В Кемниполе главным праздником зимы была годовщина восшествия на престол короля Симеона. Королевский выбор падал на одну из знатных семей – которой один вечер празднования мог обойтись в сумму, сравнимую с полугодовым доходом, – и двор слетался на пир, как вороны на поле битвы. Гедер бывал на таких застольях дважды и оба раза возвращался домой почти больной от обилия еды и вина.
В Ванайях сэр Алан Клинн решил поддержать обычай, устроив грандиозный пир и принудительные народные празднества.
Парадные светильники, зажженные в узких улочках, отбрасывали странные тени, резкие тимзинские голоса где-то выводили песни под аккомпанемент флейт и барабанов. Толстощекая женщина катила по улице бочку, гулко бьющуюся о камни мостовой.
Гедер прошел мимо ванайских женщин и мужчин в лучших нарядах; на покрасневших от ветра лицах застыло одинаковое выражение вежливой радости. В домах по всей улице горел свет, двери стояли гостеприимно распахнутыми настежь – но нигде ни флагов Антеи, ни фейерверков. Год назад ванайцев не очень-то заботило, в какой такой день король Симеон принял корону, и стоит антейским солдатам уйти – ванайцы забудут дату с той же беззастенчивой легкостью, с какой приняли нынешние торжества. Не праздник – подделка. Как олово, выдающее себя за серебро.
В прежнем герцогском дворце Клинн отвел под застолье длинную залу для приемов, в которой расположилась антейская знать. Здесь овевал лица нагретый воздух, на столах громоздились традиционные антейские блюда – оленина в мятном соусе, паштет из форели на обжаренных хлебцах, вываренные в вине цепочки колбас. Звон голосов оглушал; выкрики, приветствия, вопросы и ответы громом отражались от высоких сводчатых потолков. Певцы, перекрикивая один другого, расхаживали между столами в надежде выманить у захмелевших антейцев побольше монет. Старый слуга с красно-серой – цветов Клинна – повязкой проводил Гедера к тесноватому столику подальше от огромного камина, в котором пылало и брызгало искрами едва ли не целое дерево. Плащ снимать Гедер не торопился: тепло от очага сюда почти не доставало.
Юная рабыня подала ему тарелку еды и широкую хрустальную чашу с темным пивом, пахнущим дрожжами. Посреди разгула и кутежа он безучастно что-то жевал, раздумывая об истине и предательстве, войнах и истории. Высокий стол, за которым рядом с Аланом Клинном сидел Госпей Аллинтот и полдюжины прочих фаворитов, казался не более чем кораблем на дальнем горизонте. Гедер даже не заметил, как рядом появился Давед Броот, и поднял глаза только тогда, когда тот плюхнулся на скамью.
– Паллиако, – кивнул младший Броот.
– Приветствую, – буркнул Гедер.
– Шикарный плащ. Новый?
– Недавний.
– Тебе идет.
Исчерпав темы для беседы, Броот взял тарелку и принялся усиленно набивать рот, хотя и без видимого удовольствия. Гедер даже слегка позавидовал такой методичности. Через считаные минуты, когда к столу подходили Джорей Каллиам и сэр Афенд Тиллиакин – еще двое нелюбимцев Клинна, – Броот уже послал за второй тарелкой.
– И как твой отец на это смотрит? – спросил Тиллиакин, усаживаясь рядом с Джореем.
Тот покачал головой.
– Выводы делать пока не время. – Джорей принял у слуги тарелку с олениной и кувшин вина. – Слишком рано.
– А все-таки этот банкир, магистр Иманиэль, на волю теперь выберется не скоро, – продолжал Тиллиакин. – Лорд Клинн, поди, места себе не находит – такой караван упустить.
Все драконы, все обжорство, все круги на воде тут же выветрились у Гедера из головы. Он припал к пиву, заслоняясь чашей и соображая, как бы незаметно выпытать у друзей, о чем речь, – как вдруг его опередил Броот:
– Вы о письме Тернигана?
– Отец Джорея в столице, все знает, а из Джорея и слова не вытянешь.
Гедер прокашлялся.
– Терниган прислал письмо? – Голос прозвучал выше и резче, чем хотелось.
– Величиной с полкниги, если верить рассказам, – засмеялся Тиллиакин. – Сундуки с добычей, которые Клинн отправлял ко двору, кое-кто счел слишком легкими. И Терниган желает знать причины. Насколько я слышал – он пришлет своего человека, чтобы сверить отчеты Клинна и посмотреть, не присвоил ли он лишнего.
– Этого пока не будет, – сказал Джорей. – По крайней мере, еще никого не послали.
У Броота поползли вверх брови.
– Значит, все-таки слыхал, – кивнул Тиллиакин. – Так и думал, что ты что-то скрываешь.
Джорей сочувственно улыбнулся:
– Я ничего толком не знаю. Отец сказал, что при дворе недовольны ванайской кампанией – вроде бы она не так прибыльна, как ожидалось. Но это пока придворные сплетни, Клинна король еще ни в чем не обвинил.
– Но и не оправдал ведь? – наседал Тиллиакин.
– Нет, – подтвердил Джорей. – Не оправдал.
– Терниган его не отзовет, – пробурчал Броот, жуя очередную порцию колбасы. – Тогда ведь оба будут выглядеть идиотами.
– А если отзовет – то уж скоро, ждать не придется. Интересно, кого поставят на его место? – Тиллиакин со значением посмотрел на Джорея.
Гедер переводил взгляд с одного на другого, мысли метались, как сорвавшийся с цепи пес. Настойчивые усилия Клинна взыскать как можно больше налогов теперь предстали в новом свете. Может, он не только хотел посильнее отравить жизнь Гедеру – все собранное наверняка шло в Кемниполь вместо богатств, исчезнувших вместе с караваном. Клинн пытался вернуть себе расположение короля.
В такую добрую весть почти не верилось. Потому что если это правда, если стараниями Гедера сэр Алан Клинн и впрямь попал в королевскую немилость…
– Мне кажется, из Джорея выйдет отличный герцог для Ванайев, – заявил Гедер.
– Помилосердствуй, Паллиако! – чуть не задохнулся Броот. – Зачем же вслух, кругом люди!..
– Прошу прощения, – пробормотал Гедер. – Я всего лишь хотел…
От главного стола донесся шум – полдесятка комедиантов в шутовских костюмах жонглировали кинжалами, в мелькающих клинках отражалось пламя камина. Сидевшие за столом посторонились, освобождая место для представления, и Гедеру стал виден Алан Клинн. Сквозь плотное облако клинков юноша заметил и зажатые плечи, и преувеличенно радостную улыбку, и затравленный взгляд. Если все правда – то именно он, Гедер Паллиако, тому причиной. И более того: Клинн никогда об этом не узнает. Не проследит, откуда пошли круги по воде.
Гедер рассмеялся и захлопал в ладоши, усиленно делая вид, будто его захватило представление.
Китрин
Вечер с катанием на коньках и наступивший после него день, полный бессильного страха, остались в прошлом, теперь все ночи Китрин стали похожи одна на другую. Сначала – безмерная усталость. Позже, когда свернешься калачиком среди тюков шерсти, – благословенные минуты отдыха. Дальше – глаза бессонно распахнуты, судорожно мечутся мысли, бешено бьется сердце. Воображение рисует молодого толстяка-антейца, который снова нашел спрятанные ларцы, только на этот раз позвал солдат. Сандр убит, Опал зарезана, мастер Кит пронзен стрелами – алые капли стекают на снег. Маркус Вестер отдает Китрин солдатам, те в обмен отпускают караван. А потом… потом солдаты принимаются за Китрин. Оттого что всего воображаемого не случилось, страх обретал некую сверхъестественную мощь – будто нежданное спасение наложило на Китрин долг, расплатиться за который выше ее сил.
Чтобы отвлечься, она вспоминала магистра Иманиэля, банк, законы торговли, принципы страхования, хитрости и тонкости – все, что напоминало о доме. Сон все равно не приходил, но иллюзия того, что мир подчинен законам и им можно управлять, делала холодные бессонные ночи более сносными. При первых рассветных лучах на Китрин вновь наваливалась усталость, тяготящая плечи, как кованый доспех, однако приходилось вставать и собирать силы на очередной немыслимый день. К прибытию в Порте-Оливу явь смешалась с бредом, на краю зрения то и дело мелькали красные пляшущие зверушки, в мозгу кружились мысли одна невероятнее другой – что банковские книги надо для безопасности съесть, что у мастера Кита выросли крылья и он упорно их прячет от окружающих, что Кэри собирается ее убить из ревности к Сандру…