– Если у вас есть что сказать, говорите.
– Прекрасно. Жизнь меняется, лорд Каллиам. Не только здесь. В Халлскаре готовы низложить короля и выбрать нового. Саракал и Эласса пошли на уступки купцам и фермерам. Власть, которой в свое удовольствие распоряжалась знать, постепенно слабеет, и, чтобы Антея благополучно влилась в новую эпоху, мы тоже должны измениться.
– Я слышал эти песни. Мне не нравится мотив.
– Не важно, нравится он нам или нет. В мире грядут перемены. И нам остается либо их принять, либо попытаться остановить их поток.
– Значит, ваш фермерский совет был самоотверженным деянием в пользу короны, да? И ваше собственное возвышение тут ни при чем? Придумайте что-нибудь более правдоподобное, шито белыми нитками.
– Фермерский совет могу сделать вашим. Хотите? Если я отдам его под ваш контроль, примете?
Доусон отрицательно качнул головой.
– Почему? – спросил Иссандриан.
Барон, повернувшись, указал на собак, сидевших настороже за его спиной.
– Взгляните на них, Иссандриан. Отличные псы, не правда ли? Я их взял еще щенками. С тех пор слежу, чтобы их кормили. Даю им кров. Временами позволяю спать на моем ложе и греть мне ноги. Неужели я должен одеть их в мое платье и посадить с собой за стол?
– Люди не псы, – сказал Иссандриан, скрещивая на груди руки.
– Неправда. Три года назад мой крестьянин забрался в дом к своему соседу, зарезал хозяина, изнасиловал жену и избил детей. Неужели я, по-вашему, должен дать ему судейскую власть? И позволить огласить его собственный приговор? Или следует прибить его гвоздями к бревну и бросить в реку?
– Вы говорите о другом.
– Вовсе нет. Мужчины, женщины, собаки, короли… У каждого свое место. Мое – при дворе, следовать гласу и воле короля. Место фермера – на ферме. Если вы скажете владельцу свинарника, что ему полагается кресло в суде, вы поставите под удар все общество, а вместе с ним и мое право судить действия свинаря. Потеряв одно, лорд Иссандриан, мы потеряем все.
– Мне кажется, вы ошибаетесь.
– Вы подослали ко мне уличных убийц. Так что меня мало интересует, что там вам кажется.
Иссандриан, прижав к глазам ладонь, кивнул, словно от боли.
– То был Маас. Вам, должно быть, все равно, но я о покушении не знал. Мне рассказали только потом.
– Мне это безразлично.
Противники замолчали. В камине потрескивал огонь; собаки, не зная толком, для чего их здесь держат, беспокойно подергивались.
– Неужели нет путей к согласию? – спросил Иссандриан, и по суровости тона стало ясно, что ответ ему известен.
– Откажитесь от своих планов и намерений. Распустите клику. Принесите мне голову Фелдина Мааса на острие копья и отдайте его земли моим сыновьям.
– Значит, нет, – улыбнулся Иссандриан.
– Нет.
– Позволяет ли вам честь беспрепятственно выпустить меня из дома?
– Моя честь этого требует. Если вы не тронули мою жену.
– Я пришел побеседовать. И в мыслях не было причинять зло вашей супруге.
Доусон отошел вглубь комнаты и щелкнул пальцами, отзывая собак с пути врага. На пороге Иссандриан задержался.
– Верьте или нет, но я не изменял короне.
– И все же вы заигрываете с Астерилхолдом.
– А вы ведете переговоры с Нордкостом, – заявил Иссандриан и вышел.
Доусон опустился в кресло. Любимая сука, главная в собачьей стае, подошла и, поскуливая, ткнулась лбом в его ладонь, он машинально потрепал ее за уши. Подождав достаточно, чтобы дать Иссандриану время выйти из дома, Доусон встал и направился в покои жены. Клара сидела на диване, сжав руки на коленях. Расширенные глаза, бледное лицо – все говорило о страхе и напряжении.
– Где Коу? – с порога спросил Доусон. – Я же его отправил…
Клара указала рукой за спину мужа: егерь стоял в тени, за открытой дверью, сжимая в одной руке обнаженный меч, в другой – грозного вида кривой кинжал. Враг, который оказался бы на месте Доусона, даже не успел бы понять, отчего умер.
– Отлично, – кивнул ему барон. В полутьме он так и не разглядел, вправду ли щеки Коу залил румянец или ему только показалось. Доусон повел рукой в сторону порога и, дождавшись, пока егерь выйдет, закрыл за ним дверь.
– Прости, любимый, – тут же заговорила Клара. – Когда доложили о лорде Иссандриане, я даже не успела сообразить. Я просто велела устроить его поудобнее. Не оставлять же его ждать на крыльце, как мальчишку-рассыльного. Я решила, что, коль ему надо с тобой поговорить, – пусть уж лучше поговорит. Мне даже в голову не пришло, будто он мог замыслить…
– Пока нет, – успокоил ее барон. – Но если явится снова – не впускай. И никого из связанных с Маасом – тоже.
– Если приедет Фелия, я не сумею ей отказать. Не могу же я делать вид, будто ее не существует.
– Не впускай даже ее, любовь моя. После. Не сейчас.
Клара утерла глаза кулачком – торопливо, грубовато, так что сердце Доусона дрогнуло. Он сжал ее колено, пытаясь хоть как-то ободрить.
– Значит, тучи сгустились? – спросила она.
– Иссандриан собирает бойцов. Ведунов. Дело может дойти до кровопролития.
Клара глубоко вздохнула.
– Ну что ж.
– Все кричат, что защищают интересы Симеона, но сохрани нас Бог, если объявится хоть кто-то, кому хватит смелости повести за собой остальных. Астерилхолд и Нордкост наперебой лезут подкупить обе партии и мечтают каждый посадить свою марионетку на Рассеченный Престол. – Доусон кашлянул. – В этой борьбе необходимо победить сейчас, пока перевес на нашей стороне.
Гедер
– Мятеж? – Сердце Гедера ухнуло в пятки. – С чего вдруг мятеж?
– Люди голодают, милорд протектор, – доложил сэр Госпей Аллинтот. – Фермеры давно уже увозят в Ньюпорт все зерно.
Гедер прижал ладонь к подбородку, стараясь не выдать дрожи. Ему, конечно, что-то говорили о фермерах и отгрузках зерна, но весть затерялась на фоне бесчисленных хлопот, каких требовало управление городом. А теперь гневные голоса, сталкиваясь в общем реве, бушевали на площади за окнами, как гигантский костер. Против Ванайев, стремясь ослабить город, кто-то плел заговор – тайный враг, прячущийся в тени. Возможно, Маччия готовилась отвоевать город у Антеи, пользуясь минутной неразберихой. Или изгнанный герцог набирал союзников среди фермеров.
Мысли Гедера летели, обгоняя одна другую, как несомые ветром сухие листья.
– Кто за этим стоит? – изо всех пытаясь казаться спокойным, спросил он.
Госпей Аллинтот кашлянул.
– Полагаю, такова реакция на ваше решение повысить пошлины на ввоз зерна, милорд. При всей дальности пути фермерам теперь выгоднее продавать хлеб там, поскольку в Ньюпорте пошлина ниже.
– То есть они ради выгоды позволяют Ванайям голодать? – переспросил Гедер. – Так не пойдет. Надо послать войска. Перехватить зерно и привезти сюда.
Аллинтот еще раз кашлянул. То ли его грозила свалить чахотка, то ли он пытался скрыть смех.
– При всем уважении, милорд. Даже если не учитывать ничего иного, вывод войск из города – не лучший способ погасить мятеж. Возможно, милорду угодно будет рассмотреть вопрос о снижении пошлины до прежнего уровня? Или даже, принимая во внимание тяжесть обстоятельств, немного ниже?
– И уменьшить подать, отправляемую в столицу на благо короны?
– При прежнем уважении, милорд. Пока Ванайи не получают зерна, мы не получаем и пошлины. Для отправки в столицу и без того собрано меньше, чем вы запланировали.
Рев на площади усилился. Гедер, вскочив с кресла, метнулся к окну.
– Прах их всех побери! Замолчать, что ли, не могут?
Толпа роилась уже на самой лестнице, ведущей к дворцу, – две или три сотни людей, размахивающих кулаками, камнями и дубинками. Два десятка стражников в антейских доспехах стояли недвижно, выставив перед собой клинки и пока держа луки на спине. Гедер разглядел Джорея Каллиама, который вышагивал между солдатами. Толпа качнулась вперед, затем отступила.
– Я с ними поговорю, – решил Гедер.
– Милорд?