В главный зал банка Китрин возвращаться не стала, а сразу прошла к себе. Подниматься по лестнице с бочонком под мышкой было неудобно, на самом верху она ударилась локтем о стену – даже пальцы задрожали, но бутылку она не выпустила.
О луже на полу она успела забыть, но теперь ей хватило сил открыть окно и выплеснуть содержимое ночной посудины в проулок. Остаток лужи она вытерла грязной нижней рубашкой, которую тоже потом швырнула в окно. Завтракать не хотелось, хотя после вчерашней жесткой колбасы с коркой хлеба она ничего не ела. Скинув сапоги Тага-погонщика, Китрин откупорила винную бутылку и легла на постель, опершись спиной на изголовье.
Вино было непривычно сладким, но вполне крепким. Желудок было затрепыхался, как рыба на огне, пришлось потягивать вино мелкими глотками. Дернулся висок, предвещая головную боль. Ветер за окном смолк, в наступившей тишине стали слышны голоса двух стражников-куртадамов. Женщина – Энен – засмеялась.
По жилам побежало тепло. Китрин отхлебнула из горлышка последний глоток вина и поставила бутылку на пол. Мозг затопило уютной убаюкивающей тьмой, ветер выл откуда-то издалека, мысли вспыхивали и путались, свиваясь в непредсказуемые, невозможные узоры.
Ей пригрезилось, будто магистр Иманиэль оставил что-то капитану Вестеру. Кажется, что-то связанное с ванайскими каналами и их выходом к причалам Порте-Оливы, но одновременно с травами и специями, упакованными в снег. Минуя границу между явью и дремой, а потом между дремой и сном, мысли мало-помалу слились с тьмой. Время замерло – и потекло своим чередом лишь тогда, когда вдалеке взорвались и погасли гневные голоса.
– Вставай.
Китрин с трудом разлепила веки. В дверях, скрестив руки на груди, стоял капитан Вестер. За окном царили пасмурные сумерки.
– Вылезай из постели, – повторил капитан. – Немедленно.
– Уйдите, – пробормотала Китрин.
– Я сказал – вылезай из постели!
Китрин приподнялась на руке. Комната качнулась.
– Зачем?
– Ты пропустила пять встреч, – рявкнул Маркус. – В городе начнут судачить, и тебе конец. Поэтому вставай и принимайся за дело.
Китрин уставилась на капитана, раскрыв рот от удивления.
– Никаких дел нет, – зло бросила она. – И не будет. Все кончено. И со мной тоже. У меня был шанс, я проиграла.
– Я виделся с Кахуаром Эмом. Он не стоит таких страданий. А теперь…
– Кахуар? На что он мне сдался? – выпалила Китрин, садясь на постели. Она не помнила, как пролила вино на рубаху, теперь ткань прилипла к коже и засохла. – Я пыталась добиться контракта и проиграла. На волосок от победы… Упустила. Проиграла.
– Проиграла?
Китрин обвела руками комнату, город, весь мир – подтверждая очевидное. Вестер подступил ближе. В полумраке его глаза блестели, как речные камни, крепко сжатые челюсти казались железными.
– Ты видела, как твои жена и дочь сгорают в огне рядом с тобой? Сгорают из-за тебя? – спросил он. Китрин не ответила; он кивнул. – Значит, все не так страшно. Ты жива. Есть дела, которыми надо заняться. Так вставай и занимайся.
– Мне нельзя. Комме Медеан прислал письмо. Мне запрещено заключать сделки от его имени.
– И поэтому от его имени ты лежишь пластом и жалко мяучишь? Он оценит. Вставай с постели.
Китрин легла обратно и подтащила подушку к груди. От подушки воняло, но Китрин вцепилась в нее обеими руками.
– Вы мной не командуете, капитан, – Китрин язвительно подчеркнула последнее слово. – Я вам плачу и отдаю приказы. Уходите.
– Я не позволю тебе растоптать все, к чему ты стремилась.
– Я стремилась сохранить деньги банка – и преуспела. Так что вы правы. Я выиграла. Теперь уходите.
– Ты же хочешь их оставить себе.
– Камни хотят летать. Только крыльев у них нет.
– Найди способ. – Голос капитана смягчился.
Это уж слишком. Китрин взвыла от ярости, села на постели и изо всех сил запустила в Вестера подушкой. Она ведь не собиралась плакать! Почему опять слезы?
– Я сказала, убирайтесь! – закричала она. – Кому вы тут нужны! Я расторгаю договор, забирайте свою плату, своих стражников и вон отсюда!
Вестер отступил на шаг. У Китрин похолодело в груди, она чуть не откусила себе язык. Капитан наклонился, поднял двумя пальцами подушку и бросил обратно – та шлепнулась на постель с таким звуком, будто кому-то всадили кулак в живот. Пнув носком сапога пустой бурдюк, Вестер глубоко вздохнул.
– Не забудь, что я пытался вразумить тебя добром, – произнес он.
И повернулся. И ушел.
Китрин заранее знала, что будет больно, и даже успела внутренне сжаться, готовясь принять удар, – однако, несмотря на всю сжатость и готовность, она едва не завыла от отчаяния. Крик замер где-то между сердцем и горлом, и отчаяние засело внутри, отравляя все тело. Шаги Вестера отдавались эхом на лестнице, каждый тише предыдущего; Китрин, схватив грязную подушку, уткнулась в нее и дала волю слезам. Прошла целая вечность – лились слезы, тело сотрясалось от голода, изможденности и избытка вина и пива. Спина и грудь едва не лопались от напряжения, но остановить рыдания было не легче, чем перестать дышать.
Потом откуда-то снизу донеслись голоса. Маркус Вестер и Ярдем Хейн. Ярдем что-то рявкнул, в неразберихе звуков проскочила знакомая интонация – наверное, «да, сэр». Потом чей-то тихий высокий голос – видимо, Жука.
Все они уйдут. Все.
Ну и пусть.
Какая разница. Родители умерли так давно, что она их не помнила. Магистр Иманиэль, Кэм и Безель тоже погибли. Город ее детства сожжен и разрушен. А банк – единственное, что она создала сама за всю жизнь, – у нее заберут, как только прибудет ревизор. Китрин попыталась убедить себя, что двое-трое стражников – невелика потеря.
Тщетно.
Медленно, почти незаметно буря внутри улеглась. За окном сгустилась тьма, по ставням барабанил мелкий дождь, будто кто-то постукивал ногтями. Дотянувшись до оставленной бутылки, Китрин обнаружила, что та пуста. Ну и что. Есть еще одна. И бочонок пива. Все будет хорошо. Надо только вернуть себе силы. Еще чуть-чуть полежать – и…
Она даже не успела толком очнуться – послышались шаги. Сначала мерный топот по нижним ступеням, следом чья-то тяжкая поступь, что-то грохнуло о стену здания, крякнул Ярдем, раздался плеск – будто пролилась с крыши дождевая вода, но где-то близко, чуть ли не под дверью. Мелькнул огонек – свеча в руке Вестера. И тут же показались двое стражников-куртадамов, несущих медную ванну длиной в добрых четыре локтя.
– Надо было сначала втащить, а потом наполнять, – сквозь зубы пробормотала Энен.
– Будем знать в следующий раз, – отчеканил Маркус.
Стражники поставили ванну на пол – она оказалась по колено Маркусу, внутри плескалась вода.
– Что вы делаете? – неожиданно слабо пискнула Китрин.
Не обращая на нее внимания, Ярдем вручил капитану круглый каменный кувшин и принялся зажигать свечи и лампы в главной комнате. Двое куртадамов отсалютовали и пошли по лестнице вниз. Китрин, опираясь на руку, села – и даже не успела охнуть: Маркус, шагнув к ней, схватил ее за волосы и стащил с постели, только стукнули по полу коленки.
– Что вы делаете? – крикнула Китрин уже в полный голос.
– Словами я уже пытался, – буркнул Маркус и сунул ее в ванну. Вода была теплой. – Снимай свои лохмотья, иначе я сам займусь.
– Я не собираюсь…
Лицо Маркуса, освещенное отблесками свечей, было твердым и непреклонным.
– Видеть женщин мне не впервой, в обморок не упаду. Вот тебе мыло, – он сунул ей в руки каменный кувшин, – и не забудь вымыть волосы. Жирные – того гляди от огня вспыхнут.
Девушка глянула на кувшин – неожиданно тяжелый, плотно закрытый. Она уже не помнила, когда в последний раз купалась.
– Или вымоешься собственноручно, или я вымою тебя сам, – обреченно заявил Вестер.
– Отвернитесь, – вздохнула Китрин, внезапно обнаруживая, что соглашается на договор, условий которого не знает. Стражники ее не бросили – ни о чем больше думать не хотелось.