— Бля, баруха эта, Ложка-поварешка, совсем обезумела из-за этого Филона, — выругалась Марианна. — Я тут хотела, чтоб он Седого наказал. Для этого в школу пришла. Придется тебе об этом просить Курана.
— Хорошо, я сделаю, — ответил Рулон, — только, наверное, червонец придется за это ему заплатить.
— Ты что, жалеешь для меня червонец? — презрительно бросила Марианна.
— Нет, конечно, просто так я это сказал, — стал оправдываться Рулон. — Я йог, мне все равно некуда деньги тратить. Я все буду делать, что ты скажешь.
— Проверим тебя, — самодовольно произнесла Марианна, свысока поглядев на своего подопечного.
По коридору навстречу им бежал сантехник и еще какой-то мужик с огнетушителями.
— Пусть поджарятся уроды, — злобно изрекла Марианна.
Рулон вспомнил, как в шестом классе
он с пацанами организовал комитет по
борьбе с учителями, где они решили
мстить учителям за двойки и вызов родителей, а также решили выживать вредных педагогов, постоянно устраивая им заподлянки. В складчину они покупали селитру, терли магний для бомбочек, воровали и зажигали журналы.
Но, видимо, учителя не понимали, с
чем связана эта травля, а написать им уль-
тиматум они не решались. И поэтому в
жизни школы ничего существенно не изменилось. Правда, у одной старой заслуженной маразматички на уроке случился инфаркт, а у других началась неврастения, но понять истину это им не помогло. Рулон рассказал об этом Марианне.
— Видимо, этот мир мы не сможем исправить, — добавил он. — Главное, хотя бы изменить себя.
— Путево базаришь, — ответила она. — Насколько ты сумеешь изменить себя, настолько ты и сможешь повлиять на отдельные маленькие части этой жизни. Ведь ты ничтожество в масштабах Земли. Так что о каком-то особом влиянии говорить не приходится. Огромные космические силы управляют всей этой дуростью на Земле. И радуйся, что они не могут тебя заметить своими охуенными шарами. И это поможет тебе выбраться из этого загона, куда они засадили человекоовец, чтоб стричь с них шерсть страдания.
Рулон задумался и, не заметив поребрика, со всего маху пизданулся в грязь. Он резко приземлился на задницу, брызги фонтаном полетели во все стороны, вымазав и его лицо, которое он не мог вытереть, поскольку руки уже искупались в жидкой грязевой массе. Очень быстро он поднялся, чувствуя некоторую боль в области низа позвоночника и правой руке.
Марианна весело расхохоталась.
— Вот оно, горе от ума, — заметила она. — Давай шуруй домой, а то мне стремно идти с таким замарахой.
Она сделала жест рукой, словно указывая Рулону. Сама же развернулась и, слегка ускорив шаг, отправилась своей дорогой.
Слегка отряхнувшись, Рулон поплелся к себе домой, оглядываясь на грациозно удаляющуюся Марианну и пугливо озираясь, чтобы избегнуть новой опасности.
Придя домой, он застал мать, занимавшуюся приготовлением обеда. Она предстала перед сыном подобно монстру, с недовольным выражением лица, в старом халате с большими оттопыренными карманами и с одной бигудюшкой на лбу, нахмурив брови и широко раскрыв бешеные глаза.
— Чего же ты не учишься? Скоро выпускные экзамены, тебе аттестат нужно зарабатывать, чтобы потом в институт приняли.
— Да сколько можно учиться? Я собой лучше займусь, — ответил сын.
— Собой на пенсии будешь заниматься. А теперь ты должен уже о работе думать, чтоб на пенсию себе зарабатывать, — поучала мать.
— Если я к шестидесяти годам буду нуждаться в пенсии, — закричал он, — значит, я жизнь зря прожил. Я не хочу быть, как вы, больной, сработавшейся до костей машиной, которая нуждается в подачке, чтоб выжить. Я лучше умру или буду человеком, который ни в чем не будет нуждаться.
С этими словами Рулон направился в свою комнату и стал там заниматься йогой.
«Правильное восприятие мира — вот что нужно зарабатывать, а не идиотский аттестат, — думал он, скручиваясь в асану. — Внутреннее состояние — вот истинная ценность, а не производственный стаж. Если слушать мать, то проживешь жизнь так же тупо и бессмысленно, как она».
Но спокойно заниматься мать ему не давала. Она опять стала доставать его своим занудством.
— Хватит тебе корячиться, иди сейчас же убирай в комнате грязь.
Сын решил не отвечать ей и еще больше углубился в медитативное состояние, продолжая занятие. Мать стала выходить из себя и начала ругаться и бить его тряпкой, добиваясь ответа. Сколько хватало терпения, Рулон продолжал йогическую медитацию.
«Вот практика, — подумал он, — постараюсь быть отрешенным».
Мать, продолжая истерику, стала плакать, орать, приглашать соседей и звонить знакомым, прося их прийти, повлиять на сына.
Прозанимавшись полчаса, ее выродок решил, что пора кончать этот балаган. Он собрался и пошел шататься по улице. Все-таки истерика матери его еще доставала. И внутри он чувствовал некоторый дискомфорт, особенно после прихода соседей. Однако здесь, на улице, он решил принять эту ситуацию радостно, как практику, данную Богом.
«Терпение — мать воли, — пришла ему мудрая мысль. — Недаром слово
«ниндзя» переводится как человек терпения». Вечером он решил снова довести мать и заняться йогой, чтобы продолжить практику отрешенности.
Шляясь по улице, он все больше начинал думать о Марианне и, не справившись с собой, потащился к ней. С одной стороны, он понимал, что потакает себе, когда идет к ней, но с другой — он понимал, что там его ждет Знание. Эта двойственность не давала ему действовать целостно, а значит, и проявить волю.
Марианна встретила его холодно.
— Ну что, фуфло, заходи, — бросила она.
Рулон зашел и стал рассказывать про выкрутасы матери и свою реакцию на них. Подружка развеселилась. Марианна взяла с полоч-
ки аудиокассету Sony с записью
концерта «Машины времени» и,
вставив ее в магнитофон, нажала клавишу воспроизведения.
— Теперь я понимаю, в кого ты такой псих. Оказывается, ты весь в свою мать.
— Да, я замечаю в себе много качеств своих родичей, — при-
знался Рулон.
— Замечаешь? Так вот, изме-
няй себя. Не то сам станешь, как твоя мать и твой папаша, — презрительно изрекла хозяйка. — Яблоко от яблони далеко не падает. А вот насчет пенсии, это ты клево заметил. Не хрен думать о том, чего нет. Лучше в молодости побалдеть, а там видно будет.
Они прошли на кухню и сели пить чай с вареньем и сухарями.
— Это же надо? — возмущался Рулон. — Все самое лучшее время нужно гробить на работе: молодость и утренние часы, когда энергии больше всего и нужно заняться саморазвитием.
— А что ты думал, мой милый? Обществу нужно, чтобы ты просто батрачил, был придатком к разным машинам, а потом благополучно сыграл в ящик. И твое развитие для социума не нужно и даже опасно. Вот видишь, сам до чего ты додумался, — расхохоталась она.
Внезапно Марианна потушила свет и зажгла свечу. При ее мерцающем свете под звуки восточной музыки она начала необычный танец, состоящий из особых сложных движений бедрами. Она извивалась всем телом, бросая на Рулона страстные взгляды. Ее руки и ноги двигались подобно змеям. Она постепенно обнажалась, ползая по полу, обжигая своего любовника пламенным взором, постепенно оголяя и лаская свои прелести. Уже почти раздевшись, она с ловкостью фокусника расстелила на полу круглый лист ватмана, зажала кисточку своим влагалищем и, присев на корточки, нарисовала на нем красной краской мистический знак. После чего она приблизилась к Рулону и стала ласкаться к нему, побуждая его снять свою одежду. Он тоже начал раздеваться.
Ее дружок стал гладить ее упругое тело, наполняясь все большим вожде-
лением.
— Ты видел этот знак, — бархатно прошептала она. — Теперь во время тантры визуализируй его, передвигая с нижних чакр к верхним, — с этими словами Марианна уложила Рулона на мягкий ковер и села на его лингам. Она сидела неподвижно, однако активно работала мышцами своего влагалища, то расслабляя, то сокращая их. Ощущение было, как и во время минета. Рулон начал визуализировать мистический символ, плавно передвигая его к голове. Вместе с этим он чувствовал, как возбуждение начинает уходить из его члена и переходить все выше по туловищу к голове.