- Грешно насмехаться над смертью, - рассеянно вставила черноокая Зоя, чей взор по-прежнему был устремлен на акробатов.
- Эта смерть не просто несчастье, - исподтишка наблюдая за лицом собеседницы, проговорил кесарь, - это воздаяние. Не следовало брать чужое.
Как ни внимателен был взор Александра, он не смог заметить в лице Зои ничего необычного. Прекрасные ее глаза, бархатные и глубокие, как небо в безлунную ночь, глаза, в которых многие почли бы счастьем утонуть и за которые фаворитка императора получила свое прозвище “Угольноокая” - эти глаза были сейчас спокойны, как бездонные ночные небеса.
- Было бы нелишним узнать, от кого принцесса могла получить столь необычный подарок, - продолжал Александр. Зоя молчала, а ее алые губы тронула чуть заметная улыбка.
- Взгляни, кесарь, - она взглядом указала вниз, на арену гипподрома, где жутковатая конструкция из человеческих тел уже почти достигла своей максимальной высоты. Теперь тощий гибкий подросток карабкался на ее вершину и наконец встал на плечи женщины, которая до того была вершиной пирамиды. - Не находишь ли ты отвратительным, когда мужчина взбирается наверх, используя женщину как опору?
- Не более отвратительным, нежели женщина, использующая мужчину, - парировал кесарь. Светлые глаза его гневно блеснули, а тонкие губы сжались в холодную щель.
- Несчастная девочка, - продолжая смотреть на акробатов, заговорила Зоя. - Мать умерла, отцу до нее нет никакого дела. И такой тяжелый груз на плечах. Вдобавок всякие негодяи норовят использовать.
- Негодяи? - кесарь побледнел. - Ты… что ты имеешь в виду? Принцесса Анна мне как сестра.
Зоя поглядела на него с подчеркнутым веселым изумлением.
- Августа Анна? - переспросила она, нарочито подняв брови. - А причем тут августа? Я говорила про эту несчастную акробатку.
Кесарь вскочил со своего кресла и, не попрощавшись, почти бегом покинул галерею. Зоя довольно улыбнулась. Глупыш! Пытается играть в интригана, а сам всего лишь трус и ничтожный сластолюбец. Не успел познакомить юную августу со своим протеже Алексием, сыном стратига Андроника Дуки, как сам положил на него глаз. Немудрено, впрочем - Алексия считают первым красавцем Города. Во время служб в храме святой Софии немало дочерей патрикиев смотрят более на красавца протоспафария, нежели внимают богослужению.
Впрочем, Алексия можно вообще не принимать в расчет, даже если августа и влюбится в него, как того желает кесарь Александр. Такой дворовой петух, как этот Алексий, вряд ли сможет воспрепятствовать честолюбивой женщине. В честолюбии Анны Зоя не была уверена - пока не увидела однажды, как принцесса (августа, поправила себя мысленно Зоя) вместе с отцом участвовала в малом императорском выходе, когда прибыли послы болгарского царя Симеона. Какая гордая стать, как величественна и сдержана была эта девочка! Как умны и неожиданно уместны были те несколько слов, которые она проронила за обедом в честь болгарских послов, последовавшим в тот же день. Если Зоя желает занять подле императора место Анны - ей нужен сын. Крепкий, здоровый сын, наследник, которого Лев так давно ждет.
Зоя облокотилась о мраморные перила и снова устремила взор на гипподром. Понемногу ее озабоченность рассеялась, и она принялась оглядывать тех из собравшихся на гипподроме, кто относился к высшему обществу или был сопричастен жизни Большого дворца.
- Ирина! - не оборачиваясь, позвала она вполголоса. Одна из прислужниц, худая и подвижная как обезьяна, с некрасивым темным лицом, отделилась от безмолвного строя слуг и бесшумно подошла к своей госпоже.
- Вон там, рядом с Эмундом, - почти шепотом проговорила Зоя. Кубикулария, чуть сощурившись, вгляделась в лица тех, кто находился на ближайшей к Дафна трибуне гипподрома.
- Не знаю, госпожа. С тех пор, как варангов перевели в казармы Нумер… Вероятно, это один из тех, кто вернулся из-под Тавромения.
- Пусть Никита узнает, кто это, - велела Зоя. Она положила на перила обе руки, а черные очи продолжали наблюдать за молодым светловолосым варангом, сидевшим рядом с Эмундом. Юноша был бесспорно хорош собой, хоть и ничем не походил на тех прекраснолицых волооких красавцев, на которых ранее обращала внимание Зоя. Молодой варанг внимательно слушал Эмунда, что-то ему объяснявшего. Эмунд указал на акробатов и юноша рассмеялся. Зое показалось, что в общем гуле толпы она услышала его беспечный хохот, увидела, как он тряхнул длинными светло-русыми волосами и всей пятерней прибрал непослушные пряди. Помимо воли Зоя почувствовала, как щеки ее заливает румянец, а дыхание учащается - от северянина шло ощущение необузданной силы, молодой и горячей, как сами лучи майского солнца.
- Пусть Никита узнает, кто это, - повторила она, не замечая, что Ирина уже отошла.
***
Эмунда не слишком удивило требование аколуфа* Аркадоса назначить его сына в ночной караул внутренних покоев Большого Дворца. Он хорошо понимал, что Бьерну пора было завоевывать свое место в сложной и запутанной иерархии соматофилаксов, экувитов, кандидатов и прочих отрядов дворцовой стражи. Варангов все эти отряды, где в большинстве своем служили ромеи, армяне и авары, недолюбливали за силу и обособленность, за высокое доверие, оказываемое Эмунду басилевсом Львом.
Однако выбор поста был для Эмунда более чем неожидан. “Запретная комната”, запертая комната, куда не входил никто с того дня, когда умерла августа Зоя, мать Анны. Кто и почему выбрал для Бьерна именно этот пост в пустеющей части дворца, которую ранее почти не охраняли, а если и охраняли, то на посты ставили аварцев из малой этерии? Не было ли это косвенным ударом по нему, Эмунду? И кто вообще мог знать о его потаенной, похороненной на дне души несчастной страсти? “Храни их, Эмунд!” - будто наяву услышал он шепот. И закрыл на миг глаза, пытаясь удержать видение.
Стирбьерн, которому сообщили о его новой службе, удивился лишь тому, что кому-то понадобилось охранять нежилую часть дворца. От кого это понадобилось ее охранять?
- Может, от того призрака, что появляется там последние несколько месяцев? - ответил на его недоуменнные расспросы Олаф, когда они соревновались, по очереди метая ножи в укрепленную на треноге колоду.
- Что еще за призрак?
- Говорят, призрак в белом плаще. Каждый год в мае расхаживает в той части дворца, где “запретная комната”. Там когда-то умерла первая августа, мать нынешней принцессы.
- Что ему там надо? - усмехнулся Бьерн, который в призраков не особенно верил. Олаф пожал плечами, метнул нож и промахнулся - острие вонзилось лишь в самый краешек колоды.
- Как-то я ходил в викинг на земли диких племен Кирьяланда, - Бьерн взял сразу четыре маленьких ножа, глубоко вздохнул несколько раз и прищурил глаз, стараясь поточнее прицелиться, - у них был идол, на которого они надели серебряный пояс, весящий почти как половина откормленной свиньи. К этому идолу нужно было идти через заколдованный лес, - Бьерн метнул один нож, - через ведьмовское болото, - второй нож полетел в цель, - а потом еще схватиться с их жрецами-колдунами, - третий нож задрожал, вонзившись в колоду.
- И что же ты? - спросил Олаф, не отрывая глаз от вонзившихся в мишень ножей, которые образовали вершины правильного треугольника.
- Я с отрядом прошел лес, прошел болото, пришел к храму и встретил там только одного столетнего деда, который не то что сражаться - и встать-то мог с трудом, - Бьерн прицелился тщательнее, занося руку с последним, четвертым ножом. - И я забрал себе тот пояс.
Нож со коротким свистом вспорол воздух и завибрировал, глубоко вонзившись в дерево - точнехонько посередине треугольника.
- Ох ты! - присел от восторга Олаф, не зная, чем более восхищаться - рассказом Бьерна или его умением метать ножи.