Курились какие-то благовония, хозяйка по-свойски обняла подругу и пригласила гостей присесть на брошенные на пол большие подушки.
- Ты завела у себя агарянскую традицию? – с улыбкой спросила гостья. Анфуса блаженно вздохнула и опустилась на подушку.
- Так намного удобнее. Ты оценишь, - она бросила на варангов призывный взгляд. – Пожалуйста, угощайтесь!
- У тебя новые духи, Елена? – спросила Анфуса, когда все расселись и Олаф налил себе и приятелю вина. Вино оказалось превосходным, и Бьерн расслабился. К тому же он недавно обнаружил, что теперь понимает почти все, что говорят греки, особенно когда они говорят не слишком быстро, и это добавляло ему уверенности.
- Ты очень красивая, госпожа Елена, - сказал Бьерн. – Окажи мне честь и сядь рядом со мною.
Елена поднялась с удивительной для ее полноватого тела легкостью и присела рядом с ним на подушку.
- Новые духи не у меня, а у принцессы, - сказала она, отвечая на вопрос подруги. – Вчера принесли подарки перед праздником, и там было восхитительное ароматическое масло. Я взяла немного…
- У принцессы Анны? – ахнула в изумлении Анфуса. А Бьерн сразу насторожился – за последнее время Эмунд так часто говорил ему об опасностях, которым окружены принцесса и басилевс, что это почти въелось в его сознание, как въедается в кожу краска.
- Ей так много не нужно, - со спокойной уверенностью ответила Елена. – Я взяла немного и намазалась. Приятный запах. Как вы думаете, что это?
- Госпожа! – на вбежавшей служанке не было лица. – Господин Феодул изволил вернуться!
Как заметались сразу Анфуса с Еленой!
- В окно! Нет, он поставил там слуг… Прячьтесь тут!
Анфуса, которая и в опасности не потеряла присутствия духа, смекнула, что искать будут прежде всего в сундуках и кладовых. А за ширмами искать не догадаются – слишком уж место открытое. А если найдут – они с Еленой скажут, что это воры. И неизвестно еще, кому больше поверят – почтенным патрикианкам, из которых одна прислуживает принцессе, или безродным варварам-наемникам.
Бьерн и Олаф, съежившись за ширмами, и сами прекрасно это понимали. Олаф клял себя за опрометчивость, а Бьерн осторожно подглядывал в щель меж створками ширмы.
- Я не ждала тебя так рано, Феодул. Мы тут с Еленой решили устроить посиделки перед праздником – поболтать, посплетничать, - шутливым легким тоном говорила Анфуса, и Бьерн в очередной раз поразился, как легко иным дается вранье.
- И пили мое вино? – господина Феодула Бьерн не видел, но по густому хриплому голосу с одышкой решил, что человек это в летах и весьма дородный.
- Да ну что ты… Мы только чуть-чуть. Ты ведь так хорошо разбираешься в винах, должна же я похвастать подруге, какой у меня умный муж, - продолжала Анфуса. Но ее речь прервал долгий и отчаянный стон боли, переросший в пронзительный визг. То кричала Елена - она раздирала ногтями кожу на груди, корчилась будто от невыносимой боли, а глаза ее едва не вылезали из орбит.
- Елена! Матерь Божья, что с ней? – засуетились Анфуса и Феодот. – Несите ее вниз! Лекаря! Скорее!
- Скорее! – повторил Бьерн, когда комната опустела. Они выскочили из-за ширмы и бросились к окну. Второй этаж особнячка был не высоко над землей, оба приземлились в саду и рванули к ограде. Сзади раздались крики слуг, но Бьерн уже не обращал внимания – перемахнув через ограду, он побежал по узенькой улочке, куда выходил забор. Он не видел Олафа, только бежал и бежал.
«Масло… ароматное масло…» - колотилось у него в висках.
- Стой! - кто-то вывалился прямо на середину улицы перед Бьерном. – Куда так спешишь, пес? А ну-ка…
Говоривший не успел закончить, как Бьерн неожиданным толчком отбросил его к стене.
- Куда? – сразу трое бросились наперерез варангу, обнажив короткие мечи. Высокий оттолкнулся от стены и, также с мечом в руке, неспеша двинулся к Бьерну.
- Сперва ты докажешь мне, что достоин ходить по земле, а потом мы тебя отпустим… может быть, - проговорил он. Теперь Бьерн хорошо его разглядел – лет двадцать пять-тридцать, жилистый, холодные серые глаза чуть скошены к высокой переносице, плотно сжатые тонкие губы. Одет хорошо… даже слишком хорошо. На ногах были щегольские сапожки пурпурного сафьяна*.
- Ну же!
Высокий задира бросался на Бьерна с мечом, и молодой варанг едва успевал уклоняться. У него был только длинный кинжал, а их четверо…
Крутанувшись через плечо, ему удалось захватить правую руку противника. Меч высокого полоснул по бедру Бьерна, прежде чем был выбит и со звоном ударился о мостовую.
- Держись, Бьерн! – Олаф, как буря, вылетел откуда-то с другой стороны улицы, сшиб с ног одного из троих, закрывавших путь, и, буквально отодрав Бьерна от высокого, потащил его по улице за собой.
- Быстрее… быстрее… - хрипло повторял Олаф, поминутно оглядываясь. – Если б не Стефан… Хорошо, что там был Стефан.
Теперь Бьерн вспомнил одного из тех троих – его он видел во дворце, это был один из ближайших соматофилаксов** логофета дрома Андроника.
- Почему мы сбежали? – рявкнул он, останавливаясь и останавливая Олафа. Шальная ярость начала выветриваться, стала чувствоваться рана.
- Скорее во дворец! - снова почти умоляюще потянул его за руку Олаф. – Нам надо все рассказать Эмунду.
- Олаф, почему мы…
- Ты видел его сапоги? Хочешь быть четвертован на Ипподроме? – отрезал Олаф.
В казарме Нумер, рассказав все Эмунду, Бьерн надеялся наконец получить объяснения. Эмунд, выслушав их с Олафом, тотчас же побежал во дворец со всей возможной скоростью. А возвратившись и не говоря ни слова, отвесил Бьерну такую затрещину, что у того загудело в голове.
- Ты понимаешь, с кем дрался? - прошипел Эмунд, когда Олаф оттащил Бьерна.
Комментарий к 4. Подарок на праздник
* - пурпурные сапоги можно было носить только членам императорской семьи
** - телохранителей
========== 5. “Запретная комната” ==========
Бегов сегодня на гипподроме не было. Смотреть же на кривляния шутов и цыган-акробатов можно было без того азарта, который сопровождал гонки колесниц. Не было выкриков, стонов, воя, когда “зеленые” или “голубые” вырывались вперед, не было брани и божбы, долетающей даже до галерей дворца Дафны и глушащей любую беседу. Можно было лениво постукивать кончиками пальцев по мраморному столбику, следя, как кажущиеся маленькими и ненастоящими акробаты в пестрых костюмах кувыркаются, делают сальто и образуют живые пирамиды.
Черноокая женщина в светло-лиловом мафории с золотыми нитями, чуть заметно улыбаясь, наблюдала, как акробаты выстраивали новую пирамиду, выше прежних. Внизу встали четверо бритых наголо здоровяков, с ручищами как свиные окорока; они устойчиво уперлись в посыпанную песком плотную землю арены и присогнули в коленях толстые сильные ноги. К ним на плечи забрались еще четверо молодых парней - эти были немного стройнее и изящнее, их густо подведенные глаза выделялись на бледных посыпанных мукой лицах. Они посылали воздушные поцелуи ахавшей публике, особенно внимательно взглядывая на галерею Дафны.
- Не думал, госпожа Зоя, что ты охоча до подобного убогого развлечения, - высокий красавец с тщательно подвитыми светлыми волосами подошел к сидящей женщине бесшумно, и она с неудовольствием взглянула на его изящные пурпурные сандалии.
- Ты ведь знаешь, что меня пугает, когда ты так подкрадываешься, - стараясь и вправду казаться испуганной, ответила черноокая. - Что же до развлечений - а что еще прикажешь делать? Император вечно занят, а коли не занят, так окружен учеными книжниками, а коли не книжниками, так своими наемными головорезами. Немудрено, что скука стала моей верной спутницей.
- Меня вчера развлекли забавным происшествием, а сегодня - не менее занимательным рассказом, - с тонкой усмешкой на красивом лице кесарь Александр опустился в почтительно подвинутое кубикуларием кресло и принялся рассказывать сперва о своем нечаянном столкновении с варангами - “Они вылетели как безумные, право слово. Будто за ними гнался отряд злобных демонов”, - а потом о смерти, постигшей одну из прислужниц августы Анны.