— Ни один из чужаков не должен выжить. Принесите мне голову человеческого отродья, которое осмелилось не подчиниться мне. Кипселон отдал приказ суровым, спокойным голосом, зная, что он будет передан прямиком в мысли каждого из эльдар под его командой.
Его изукрашенная боевая машина коснулась земли и повсюду вокруг него хлынули потоки его сторонников, волной ударив в самодельные баррикады и пронесшись над ними. Первая волна была отражена рабами, вооруженные люди укрывались за баррикадами и палили из осколочных винтовок по врагам. Искалеченные воины падали на пол, сотня за каждый залп, но их можно было заменить.
Из глубины первых рядов вырвалась толпа рабов, вооруженная отчаянным страхом и злобой. Их возглавлял обритый налысо маньяк с осколочным пистолетом в каждой руке, ярость в его глазах сплачивала вокруг него рабов, вооруженных грубыми клинками и дубинами.
Ведьмы Яе встретили их, радостно танцуя меж варваров, разя кругом своими серебристыми клинками, рассекая бледнокожие тела рабов. Но рабы не откатывались назад, продолжая атаку, даже когда их предводитель погиб под сдвоенными клинками Яе. Погибло бесчисленное множество рабов. Некоторых раскромсали на куски клинки, других изрешетили шрапнелью. Плотный огонь из украденных темных копий и осколочных орудий выкосил воинов эльдар, но Яе прорвалась и кровь рабов по щиколотку залила пол храма.
Кипселон приказал своей машине двигаться вперед через бойню. У него была лишь одна цель — человеческое отродье, что начало все это, у которого было холодное сердце, которое дерзко стояло на алтаре из черепов, с оружием, украденным у Верредаека.
Приведя легким ударом кулака по лицу жалкую переводчицу Верредаека в состояние готовности, Кипселон приземлился в пределах слышимости человека, чтобы они могли поговорить, и чтобы им не мешали крики умирающих. Телохранители эльдар стояли неподалеку. Кипселон заговорил.
— Кто ты такой, отвергающий мою волю — спросил он через переводчицу.
— Я комиссар фон Клас, с Гидрафура — ответил чужак так, будто совсем не боялся. — Возможно, ты помнишь. Когда ты захватил в плен моих людей, ты отобрал часть из нас, чтобы убить ради своего наслаждения. Десять процентов.
Кипселон задумался на мгновение. Он был стар, он убил так много…
Потом он вспомнил.
— Конечно, — сказал он с гордой улыбкой. — И ты один из десяти.
Человек, фон Клас, холодно улыбнулся:
— Нет, один из миллиона.
Кипселон заметил юнца слишком поздно, юнца в грязной темно-красной форме, с металлической сеткой на части лица, который скрывался у подножия алтаря. Он нажал на взрыватель на пульте, который держал в руках.
Дюжина зарядов, украденных с фабрики сработали одновременно. Они подорвали основания колонн и с потолка посыпались осколки костей. Обломки крушили и людей и эльдар, пробивали корпуса эльдарских Рейдеров. Только машина Кипселона смогла проскользнуть меж колонн. Половина из воинов была погребена, когда облако пыли поднялось чтобы скрыть груду взорванных костей, которые когда-то представляли бесконечную карьеру убийств и жестокой славы Кипселона. Обломки черепов сыпались с неба цвета мертвой плоти.
Кипселон ощутил чувство, которое давно его не посещало. Чувство, что он потерял управление.
— Смерть людям — прошипел он всем, кто мог его слышать — Я не желаю, чтобы хоть один раб загрязнял мой город! Убить их всех! Каждого! Эти отвратительные твари никогда больше не смогут пережить встречу со мной.
Когда фон Клас очнулся, он был прикован к холодному металлу пола. Кожа на его спине была ободрана плетью. Он не мог толком сфокусироваться, во рту стоял привкус крови. В скудном свете он мог разглядеть, что его ноги были переломаны и лежали перед ним подобно бесполезным отросткам. Судя по всему, он умирал. Но победил ли он? Он снова провалился в беспамятство.
Дни или недели спустя, он не мог точно сказать, дверь камеры открылась и еще двоих пленников швырнули внутрь. Одна была человеческой девочкой, с всклокоченными волосами, которые когда-то были светлыми. Она пресмыкалась подобно побитой собачонке.
Другой был эльдар, стройный и хрупкий без своей брони и легионов отборной стражи. Его глаза были тусклыми, его морщинистая кожа была покрыта синяками. Он уставился на фон Класа и начал узнавать его. Затем он заговорил. Переводчица заговорила, переводя шипящий темный язык на уровне инстинкта, вложенного в ее душу.