Достаточно взглянуть на гавань Темзы и на гигантские ребра мостов, чтобы понять всю неисчислимую грандиозность средоточия мирового рынка.
Так и кажется, что Лондон – это улей, а британцы – пчелы. И вот со всех концов своих далеких колоний эти пчелы несут чужой мед в ненасытный, бездонный улей.
Лондон высится к небу растущими этажами, уходит туннелями под Темзу и глубже в землю, но все ему мало, ибо мед несут и несут.
Не даром англичане даже табак курят – вареный на меду.
Всемирная выставка воздухоплаванья – в обширном, роскошном, полустекляннам пассаже «Олимпия». Под потолком – дирижабль.
Здесь весь «цвет» Лондона: лорды, герцоги, графы, бароны, маркизы, сэры, мистеры, миссис, мисс, лэди, дэнди.
Много приезжих иностранцев из высших сфер.
Картина исключительной чопорности, важности, напыщенности, чванства, самообольщения и глупости.
И почему, собственно, все эти джентльмены и лэди заняты «воздухоплаваньем» – никому неизвестно.
И разглядывают они аэропланы, как коровы пианино.
К их национальной гордости следует добавить, что английских-то аэропланов на всемирной выставке у них полторы штуки, да и те сконструированы под Райта, – их представительствует английское общество авиации «Валкирия».
Разумеется, это «шокирует» гордых британцев, но они и «виду не показывают», – не узнаешь.
Зато веселые французы и, особенно, Фарман – торжествуют: три четверти аппаратов принадлежат им
На аэродроме в Гендоне, около Лондона, пустота первоначалия: несколько ангаров и столько же аэропланов французских систем, – вот и все.
Аппараты – райты «Валкирии» находятся в стадии пробных полетов.
Пока-что на аэродроме больше играют в футбол и играют, скромно говоря, гениально.
Фарман смеется.
– Вот если бы англичане так летали.
А, по моему, джентльменам летать не идет, – уж очень они какие-то бескрылые, холодные, сжатые, будто в корсетах.
Председателем выставки был лорд Чемберлен.
В честь иностранных авиаторов Чемберлен (англичане его называли «Шамберлен») устроил почетный обед, на который, благодаря Лебедеву, получил приглашенье и я, как русский авиатор, хотя еще не авиатор.
Но лорду – все равно, а мне интересно, как обедают лорды, – никогда не видал.
Ровно в три часа, из минуты в минуту, к парадным дверям коричневого, старого особняка сбежалась куча автомобилей.
В темном, прохладном вестибюле все снимали пальто молча, торопливо, при помощи лакея.
Налево, в дверях, гостей встречали хозяева – рыжеватый, худой, высокий лорд и (на него похожая) супруга.
Мы прошли в гостиную, обширную комнату, где стоял рояль, черные кожаные кресла, резные стулья, на стенах – портреты королей, королев и, очевидно, государственных деятелей.
За стеклянной перегородкой виднелась столовая, – длинный, накрытый к обеду стол и высокие ожидающие стулья.
В гостиной все мы стояли кучками и тихо важно говорили.
Лебедев шепнул, что тут есть и министры.
Наконец, хозяйка распахнула стеклянную дверь и столовую:
– Плиз ю, джентельмены.
Мы вошли, сели за стол.
Лакей и горничная подавали пищу.
Тут я заметил сквозь цветные стекла другой стены, что рядом с вестибюлем – еще небольшая комната, и там за столом сидела маленькая группа бритых людей и с ними – две дамы.
Мы начали пить виски, ром, коньяк под тосты Чемберлена за процветание международной авиации, открывающей горизонты.
От щедрого, богатого обеда и обильной выпивки все почувствовали себя авиаторами и стали летать на словах фантазии о воздушном будущем.
Обед кончился пуддингом, облитым ликером и зажженным.
Мы перешли снова в гостиную, – здесь было предложено шампанское, сигары и кофе.
А в это время один за другим из отдельной комнаты стали появляться бритые люди и исполнять номера пения и, кончив, они исчезали под ленивые аплодисменты курящих джентльменов.
Последними пели две артистки, которые тоже исчезли, к сожалению.
Среди нас была только одна дама, да и та – лэди Чемберлен.
Я посматривал на всех и думал о Диккенсе: несомненно мы были одной из глав «Пиквикского клуба» или, по крайней мере, сидели, как на сцене, разыгрывая какую-то странную пьесу.
И «под занавес», после сигар и кофе, все разом поднялись и с удовольствием вышли.
Спектакль «обед у Чемберлена» кончился.
На улицах зажглись первые огни.
Стало легче, проще, веселее.
Тянуло в Италию.
Проспав на широчайших деревянных кроватях старинного отеля «Сесиль» последнюю лондонскую ночь, мы покинули Англию.
На пути через Ламанш начался отлив, и наш пароход, чуть накренившись, очутился на песках, у берегов Франции.