К тому времени (1867 год) остальные тома, включая «историческую часть», то есть «Теории прибавочной стоимости», были в такой степени готовности, что сам Маркс рассчитывал завершить всю работу максимум в течение года. Он так и не смог завершить ее до самой смерти (подготовка к печати второго и третьего томов «Капитала» пала на плечи Энгельса): оказалось прежде всего, что для одного из разделов необходимо познакомиться с русскими материалами, и Маркс засел за изучение русского языка.
Маркс вообще не считал себя вправе высказываться по какому-нибудь вопросу, пока не проштудировал досконально всю относящуюся сюда литературу, независимо от «калибра» авторов. В своем «Капитале» он поистине «творил суд истории», и каждому экономисту, как бы ни был мал его вклад, воздавал по заслугам.
«Капитал» – беспримерный труд, титанический уже только по широте охвата материала, ибо в нем синтезирована вся история экономической (и не только экономической) мысли во всех формах и проявлениях. В нем синтезирован весь путь предшествующего духовного развития Маркса, пройденный им в течение целой жизни, – все культурное наследие прошлого.
Этот труд является беспримерным и потому, что в нем впервые была вскрыта логика движения капиталистического способа производства к своей неизбежной гибели.
«Капитал» – это не только экономическое произведение. В нем проанализированы все отношения и стороны жизни буржуазного общества в единстве. В нем содержится прочная научная основа для политической борьбы рабочего класса за свое освобождение, для стратегии и тактики мирового коммунистического движения. Вот почему, по выражению самого Маркса, это «самый страшный снаряд», выпущенный по буржуазии, это вынесенный ей «смертный приговор», который не подлежит обжалованию.
«Капитал» представляет собой также шедевр в литературном и стилистическом отношении. Чтение «Капитала» доставляет глубокое эстетическое наслаждение. Сам Маркс назвал «Капитал» «художественным целым». И это верно не только в смысле композиции, стройности и строгой логичности изложения. Это верно также и буквально, ибо Маркс проявил себя здесь мастером слова.
Маркс придавал большое значение литературной форме изложения своих мыслей. Он издевался над теми учеными, которые непременным атрибутом научности считают унылую сухость и казенность речи. Вместе с Вольтером он любил повторять, что все жанры хороши, кроме скучного.
В предисловии ко второму изданию «Капитала» Маркс привел оценки его литературного стиля в печати того времени. Даже явно враждебная его взглядам английская пресса отмечала, что в «Капитале» манера изложения придает самым сухим экономическим вопросам своеобразный шарм. В «Санкт-Петербургских ведомостях» говорилось, что стиль изложения Маркса отличается ясностью и необыкновенной живостью и что в этом отношении его работа «далеко не походит» на сочинения немецких ученых, написанных таким темным и сухим языком, от которого у обыкновенных смертных трещит голова.
Но если даже столь сложный предмет, с которым Маркс имел дело в «Капитале», он сумел изложить с завидной ясностью и образностью, если даже анализ форм стоимости, товарного фетишизма и всеобщего закона капиталистического накопления он умудрялся сдабривать юмором и иронией, то с каким ослепительным блеском обнаруживался его литературный талант в полемических и публицистических работах!
Маркс в совершенстве владел искусством строить сильную, динамичную и необычайно емкую фразу. Он с наслаждением отдавался игре слов, фейерверку каламбуров. Даже смертельно больной, он в одном из писем к дочери замечает, что не может в разговоре с ней обойтись без каламбура.
Учителями Маркса в области слова были Лессинг, Гёте, Шекспир, Данте, Сервантес, Гейне, которых он постоянно перечитывал. Но он был не просто послушным учеником: кое в чем он пошел дальше своих великих учителей.
Маркс, как никто из мастеров слова, умел «сделать чувства теоретиками», пронизать художественный образ глубокой мыслью. Как никто, умел обнажить напряжение диалектики уже в строении самого предложения. Он не изучает ситуацию сначала «с одной стороны», а затем – «с другой», а потом – в их «синтезе». Он в одном предложении, в одном образе стремится дать и «сшибку» сторон и их синтез. Он смело сталкивает как антиподы подлежащее и сказуемое, субъект и предикат, он заставляет их вступить в конфликт друг с другом и тут же превращаться в собственную противоположность.