В начале восьмидесятых годов прошлого века Западная Европа еще бурлила от революционной встряски, совершенной парижскими коммунарами. Российская империя, поигравши в либерализм, вступала в один из самых мрачных и реакционных десятилетий своего существования. Это было время, когда заговорили об очищении страны от «смутьянов» и «либералов» и о крепостнической реставрации, когда отчаяние и безнадежность закрадывались в душу передовой русской интеллигенции:
Именно в этот период нашелся в Европе человек, который утверждал, что центр революционного движения перемещается в Россию, что с ней связаны отныне надежды на новый подъем революционного движения, надежды на социалистическое переустройство. Этим человеком был Фридрих Энгельс. В марте 1883 года в Лондоне Энгельс, беседуя с активным русским революционером и социалистом Германом Лопатиным, сказал следующее:
«Все зависит теперь от того, что будет сделано в ближайшем будущем в Петербурге, на который устремлены ныне глаза всех мыслящих, дальновидных и проницательных людей целой Европы».
А затем он высказался еще более определенно:
«Россия – это Франция нынешнего века. Ей законно и правомерно принадлежит революционная инициатива нового социалистического переустройства…»
Прозорливой оказалась и его характеристика последнего русского царя Николая II, судеб его царствования:
«Он почти идиот, слаб духом и телом и обещает как раз то неустойчивое царствование человека, который будет простой игрушкой в руках людей с их взаимопротиворечащими интригами, а это и нужно, чтобы окончательно уничтожить российский деспотический строй».
Каким бы ни показалось удивительным это предвидение Энгельса, в нем не было ничего исключительного, если, конечно, иметь в виду исключительность и необыкновенность его личности.
Прозорливость Энгельса не раз поражала окружающих. Во время революции 1848 года в «Новой Рейнской газете», издававшейся Марксом, время от времени появлялись статьи о революционной войне в Венгрии, которые приписывались одному из крупных командиров венгерской армии: настолько они были богаты информацией и настолько точно оправдывались сделанные в них прогнозы о развитии военных действий. Между тем статьи эти писались в Германии молодым автором, который никогда и не бывал в Венгрии. Им оказался Фридрих Энгельс.
В 1870 году, во время франко-прусской войны, статьи Энгельса обратили на себя внимание профессиональных военных тем, что он предсказал в них битву при Седане и разгром французской армии. С тех пор в семье Маркса за ним утвердилось полушутливое прозвище «генерал».
Этому способствовала, очевидно, и военная выправка, которая бросалась в глаза знавшим его даже на склоне лет. Фридрих Лесснер описывал его так: «Энгельс был высок и строен, его движения быстры и уверенны, его речь лаконична и решительна; он держался очень прямо, что придавало ему сходство с военным».
И тем не менее, несмотря на глубину многих исследований, военная стратегия оставалась для него лишь одним из увлечений, на которое была способна и которое могла позволить себе столь многосторонне одаренная личность.
Именно эта поразительная многосторонность интересов, универсальность познаний и дарований составляют, пожалуй, наиболее характерную его особенность. XIX век породил титанов мысли и духа во всех областях культуры. Но и на таком блистательном фоне энциклопедичность Энгельса, как и Маркса, выглядит уникальной. В этом отношении его можно сравнить с Аристотелем, Леонардо да Винчи, Гёте, Гегелем. Судите сами: Энгельс был философом, политэкономистом, историком, филологом, литературным критиком, переводчиком, политическим публицистом. Его можно назвать основоположником конкретно-социологических исследований, блестящим образцом которых является его «Положение рабочего класса в Англии». Он великолепно ориентировался в физике, механике, химии, биологии, математике, астрономии, в ряде технических дисциплин. Это позволило ему подвести философский итог всему развитию естествознания в «Диалектике природы». Что касается знания языков, то Энгельс был настоящим полиглотом и в совершенстве знал даже многие местные диалекты и наречия.