Выбрать главу

В этом была своя логика. Раз материя – лишь инобытие познания, познание же материи в начале XIX века до диалектики не доросло, то, значит, материя в принципе чужда развернутой диалектике, и нечего там ее искать. Тем самым по существу закрывался путь к дальнейшим теоретическим исследованиям, мысль самоуспокаивалась, удовлетворяясь достигнутым. За пределами философской системы Гегеля диалектике просто нечего было делать, она лишалась какой бы то ни было потенции.

Да и в сфере «чистого мышления» издержки идеализма сказывались на диалектическом методе Гегеля. Триады его категорий носили нередко произвольный характер, не отвечающий действительной логике и содержанию понятий. В угоду намеченной схеме множились надуманные переходы от одного периода к другому, пустые словесные упражнения и ухищрения, отдававшие явной схоластикой и мистикой. Гегель не гнушался действовать в соответствии с ехидным замечанием Мефистофеля в «Фаусте» Гете:

Коль скоро недочет в понятиях случится, Их можно словом заменить.

Но если тем не менее Гегель произвел в сфере чистого мышления грандиозные завоевания, словно играючи покончил со всей прежней логикой и метафизикой, выявил, хотя и в идеалистической форме, развитие и внутреннюю связь всемирной истории, оставил «целую эпоху» (Энгельс) в любой из отраслей знаний, которой касался, то, значит, крылись же в его диалектическом методе богатейшие и еще не раскрытые возможности?

Значит, дело было за человеком, которому окажется по плечу задача вытащить меч диалектики из ножен системы, очистить его от ржавчины идеализма, перековать таким образом, чтобы он мог повергать не только бесплотные тени понятий, но и стать боевым оружием познания материальной действительности: сложнейших социальных и природных процессов.

Этим человеком был Карл Генрих Маркс.

Энгельс, сам проделавший путь от гегельянства к марксизму, имел все основания сказать следующее:

«Маркс был и остается единственным человеком, который мог взять на себя труд высвободить из гегелевской логики то ядро, которое заключает в себе действительные открытия Гегеля в этой области, и восстановить диалектический метод, освобожденный от его идеалистических оболочек, в том простом виде, в котором он становится единственно правильной формой развития мысли. Выработку метода, который лежит в основе Марксовой критики политической экономии, мы считаем результатом, который по своему значению едва ли уступает основному материалистическому воззрению».

Что значило – применить диалектический метод в конкретном научном исследовании? Взять готовые, разработанные диалектические формы и вложить в них эмпирическое содержание частных наук? Проследить все узлы и перипетии восхождения от абстрактного к конкретному у Гегеля и в строгом соответствии с этим изложить материал физики, химии, биологии, социологии, политической экономии? Усвоить терминологию, категории, понятия «Энциклопедии философских наук» и попытаться заставить разговаривать на этом языке явления и закономерности исследуемой реальности? Заучить законы и черты диалектики и подыскивать к ним всё новые и новые иллюстрации и подтверждения из области естествознания? Не отсюда ли до сих пор сохранившаяся наивная уверенность, что стоит только ученому изучить трактаты по диалектике, и это подвигнет его на эпохальные открытия в конкретных областях науки?

Маркс подошел к проблеме использования диалектического метода в экономическом исследовании совершенно иначе. Он отказался от какого бы то ни было навязывания действительности диалектических форм. Он не подгонял действительность под готовые диалектические схемы, как это делал Гегель, а непредвзято исследовал сами экономические процессы в их становлении и движении, в их тенденциях, выявляя внутреннюю логику движения экономического организма путем развития противоречий и их перехода в собственную противоположность, то есть диалектику самого предмета исследования. Вот почему Маркс говорил, что его метод прямо противоположен гегелевскому.

Его конечной целью являлось, по его собственным словам, открытие экономического закона движения капиталистического общества. Но какое конкретное общество изображено в «Капитале»? Это не Германия, не Франция, не Англия даже (хотя на нее Маркс чаще всего ссылается). Это – капитализм в его, так сказать, чистом виде. Это – теоретическая модель капиталистической экономики, которая предстает не как нечто мертвое и неизменное, а как «организм, способный к превращениям и находящийся в постоянном процессе превращения».