Так что никаких «свободных» цен реформа Павлова не вводила (и обвинять премьера в этом бессмысленно), ни о какой регулирующей роли ценообразования тогда уже вопрос не ставился. По-прежнему госкомценовской вертикали вменялось в обязанность устанавливать фиксированные цены на миллион без малого товарных позиций.
Единственным плюсом реформы могла бы стать кратковременная сбалансированность потребительского рынка и появление возможности у населения направить мертвые сбережения на покупку хоть чего-нибудь. Но и этого не произошло. Как и в случае с обменом денег, Центр продавили напором российской команды. В качестве компенсаций народу выдали в два раза больше средств, чем планировалось. И это «перевыполнение» пошло опять за счет печатного станка. В результате нулевой результат, рубль помирал в нарастающем темпе, а вся страна билась в истерике, кляла правительство. Получился шок без терапии.
А тем временем мы в Госбанке пытались вдохнуть жизнь в умирающий рубль, наделить его предсмертными экономическими правами, которые и приличествовало иметь цивилизованному дензнаку.
В то же время в стране появлялось много вариантов спасительных программ. Они обещали за короткое время вывести страну в светлое будущее развитого рынка. Помню, попросил Николай Иванович Рыжков нас с Павловым съездить к группе экономистов, готовящих такую программу реформ, ставшую позже называться программой «500 дней». Валентин Сергеевич захватил с собой огромный талмуд (сантиметров 30 толщиной), совершенно секретный документ — бюджет Советского Союза. Приехали, выслушали коллег, после чего Павлов спрашивает главного заводилу Явлинского: «Григорий Алексеевич, вот бюджет страны, здесь все до конца года расписано, все выплаты делаются, хотя с доходами напряженка. Вы предлагаете начать реформу с 1 октября. Скажите мне, что из запланированного с 1 октября сократить?» Явлинский на это залепетал: «Я не знаю, это задача Минфина!» «Да ты пойми, производства работают, ждут поступления средств из бюджета. Что тут сократишь?» — горячится Валентин и в конце концов, махнув рукой и выругавшись, говорит мне: «Ну их… Поехали обратно!»
22 марта 1991 года президентом СССР был подписан указ о возмещении потерь вкладчикам в связи с реформой розничных цен. В соответствии с указом все вклады предполагалось проиндексировать на 40 %, однако большая часть надбавок была заморожена до 1994 года. С замороженной части вклада разрешили тратить деньги только безналичным перечислением на счета государственных магазинов для оплаты крупных покупок.
Естественно, что подобная «отложенная» компенсация не могла ни в какой мере защитить вклады от постепенного обесценивания и только вызвала дополнительное раздражение.
Следует напомнить, что 1 марта население в учреждениях Сбербанка СССР держало более 400 млрд рублей, при средней сумме вклада 1700 рублей. Напомню, что зарплата в 200–300 рублей считалась в 1990 году весьма приличной.
Мне 23 марта пришлось по телевидению комментировать тот указ президента. Объяснять, что все, кто имел вклад больше 500 рублей, средств начисленных в порядке компенсации, не увидят до 1994 года, а как показали дальнейшие события, они не увидели их вообще никогда. Правда, указом было отменено 500-рублевое ограничение на снятие денег со счета, введенное указом президента об обмене крупных купюр 22 января 1991 года. Так что и пряник был в том документе.
Главной же национальной идеей 1990 и 1991 годов стал поиск заемных средств. Горбачев непрерывно колесил по зарубежным странам и просил, просил, просил… Аналогичные задания давались и нам.
Месяца за четыре до начала операции «Буря в пустыне» (17 января 1991 года) меня пригласили на совещание к министру внешних экономических связей СССР К.Ф. Катушеву. Там нам объявили, что в Советский Союз приехали министры финансов Саудовской Аравии и Объединенных Арабских Эмиратов. Их целью было заручиться нейтралитетом нашей страны, когда антииракская коалиция будет изгонять Саддама Хусейна из Кувейта. За это арабы готовы были предоставить нам 4 млрд долларов. Половину деньгами и безвозмездно, а другую в качестве кредита на приобретение товаров.
Меня во главе делегации послали в Эль-Риад. Нас было человек семь, после трех дней деловых переговоров мы в правительственной резиденции решили, вопреки всем законам саудитов, отметить это событие. Благо с собой предусмотрительно привезли некое количество национального напитка. Не успели мы начать «отдыхать», стук в дверь — нам сообщают, что началось освобождение Кувейта и всем нам незамедлительно следует спуститься в бомбоубежище. Просидели мы в подвале часов пять, после чего нас днем через Египет вывезли домой. Переговоры наши так ничем и не закончились. После нас в Саудовскую Аравию поехали Е.М. Примаков и Т.Н. Алибегов, и вот им уже удалось какие-то суммы получить.
У Павлова была идея заложить за кредиты наши алмазы. С этой идеей он приставал в том числе и ко мне. Тогда мы обратились по этому поводу в Алмазювелирэкспорт, но специалисты нас разочаровали. Оказывается, необработанные камни заложить очень сложно, за них дадут в лучшем случае полцены, да и вообще этим практически никто в мире не занимается. Если известный фирмач с хорошей репутацией захочет перекредитоваться под свои алмазы на короткое время, то ему пойдет навстречу банк, хорошо его знающий. Но скорее это исключение из правил.
Цель издания законов двоякая: одни издаются для вящего народов и стран устроения, другие — для того чтобы законодатели не коснели в праздности…
Реформа банковской системы началась в 1988 году без моего участия. Я стал участником второго этапа реформы (1990–1991 годы). Увы, институциональные и функциональные изменения, происходящие в те годы, были вызваны не столько экономическими, сколько политическими причинами. На процесс реформирования банковской системы существенно влияли центробежные политические тенденции.
4 января 1990 года Совет Министров СССР принял постановление № 8 о передаче Сберегательного банка СССР в ведение Госбанка СССР. Председатель правления Сберегательного банка СССР В.А. Хоркин стал одновременно первым заместителем председателя правления Госбанка СССР. Предполагалось, что удастся увеличить количество видов вкладов и услуг, оказываемых населению. Основной же целью очередной реорганизации было создание «на базе учреждений Сберегательного банка СССР системы эмиссионно-кассового регулирования, межбанковских расчетов, кассового обслуживания государственных специализированных, коммерческих и кооперативных банков, межбанковского снабжения денежными билетами, государственными казначейскими обязательствами, облигациями, акциями и другими ценными бумагами».
10 апреля того же года Верховный Совет СССР принял закон «Об основах экономических отношений Союза ССР, союзных и автономных республик». В нем подчеркивалось, что за Госбанком СССР сохраняются права монопольной эмиссии единой денежной единицы — рубля и регулирования денежного обращения. Благодаря этому документу республики получили право участвовать в регулировании денежного обращения. Разрешалось регулировать республиканским законодательством создание и деятельность банков. Этим правом в июле воспользовалась Россия, а затем и другие союзные республики.
Кстати, позже в законе «О Государственном банке СССР» говорилось, что Госбанк образует единую систему центральных банков вместе с центральными банками союзных и автономных (!) республик.
Ситуация с подготовкой закона о Центральном банке вообще смешная, даже карикатурная. Когда в середине 80-х задумывались экономические реформы и готовили проекты законов «О Центральном банке», «О банках и банковской деятельности», мы, естественно, ориентировались на западный опыт и понимали, что нам придется отказываться от кредитного и кассового планов, от плана развития хозяйства с точными цифрами. Вся эта работа уйдет к коммерческим банкам. И параллельно нужен независимый Центральный банк. Естественно, что в нашем законопроекте это было прописано. Но, для того чтобы принять закон, нужно было получить одобрение Совмина СССР.