Кстати, косвенной причиной того, что Павлов не назначил председателем Госплана Ю.Д. Маслюкова, был тот же Союзный договор. Валентин Сергеевич на Юрия Дмитриевича обиделся. Рыжков как-то в конце 1990 года поручил им с Павловым объехать республики, объяснить коллегам, что предполагается принять под видом Союзного договора, насколько плохо это в первую очередь для них. В день, когда следовало вылететь, Маслюков неожиданно заявил Валентину, что у него поднялось давление. Павлов понял, что на Юрия Дмитриевича надавили и тот предпочел не портить отношения с «Горби».
В общем, обсуждение продолжалось два или три часа и получилось разумным. Оказалось также, что союзный договор писался без привлечения глав экономических ведомств. В переговорном процессе участвовали только первые секретари республик. Они по степени подготовки были разные. И если Н. Назарбаев имел хозяйственный опыт работы в Госплане республики, работал председателем Совмина республики, и у него при обсуждении Союзного договора был подход человека, который привык отвечать за конкретное дело, а не просто за какую-то политическую идеологию; у президента Узбекистана И. Каримова был опыт работы министром финансов республики, то многие товарищи такого опыта не имели. Кто-то имел за плечами опыт комсомольской работы, кто-то — партийной.
После этого мы разъехались, а помощник Павлова, Борис Григорьевич Пашков, начал обобщать материалы обсуждения, однако Валентин Сергеевич заспешил (он был приглашен на 50-летие артиста Николая Николаевича Губенко), и работу мы не доделали.
Никаким образом Павлов нам не дал тогда понять, что что-то готовится. Перспективы принятия Союзного договора в Госбанке мы уже ощущали. Прибалтике разрешили перейти на хозрасчет, другие республики тоже стали требовать к себе особого отношения. Так, Узбекистан, двигаясь к суверенитету и подписанию нового Союзного договора, в 1991 год не передал в закрома родины 40 тонн золота, которыми он ежегодно пополнял золотой запас СССР.
Все также требовали все больше и больше денег, нам же приходилось ссылаться на выделенные каждой республике лимиты. Заработная плата, в отличие от производительности труда, росла у всех. В результате возвращения денег в необходимом объеме в банк не было. В республиках появились различные купоны, исполняющие роль псевдоденег. Уже не только между областями и республиками — даже между районами внутри областей вставали заставы, запрещался вывоз товаров к соседям. Все это грозило крахом единого рынка, а за ним маячил крах союзного государства.
После принятия Союзного договора предполагалось, что в правлении Госбанка СССР появятся представители республик. Такого не было никогда. Даже М.С. Зотов, став руководителем Российской конторы Госбанка, был выведен из состава правления союзного банка.
Еще до описываемого мною совещания (то есть до 16 августа) я посовещался со своими коллегами в банке и мы решили написать открытое письмо, в котором были бы описаны все последствия такого подхода. Что и было сделано. С помощью журналистов, в первую очередь благодаря Михаилу Бергеру, моя статья была опубликована в «Московских новостях», правда, только 18 августа. Кроме газеты тот же текст был послан председателю правительства и в ЦК КПСС.
Потом мне Горбачев выговаривал: «Ну что ты вынес мусор из избы?» Но почему пытались принять решения по вопросам, напрямую касающимся нас, и при этом даже не посчитав нужным пригласить на обсуждение специалистов?! Ведь даже Валентин Павлов не принимал участия в обсуждениях.
Запомнился еще любопытный случай, относящийся к этому договору. Вопросы, с ним связанные, обсуждались в Новоогаревской резиденции на Рублевке. Депутат ВС СССР А.К. Орлов[8] вдруг выступил, заявив, что у Госбанка есть скрытые денежные ресурсы. Мне пришлось выступить и объяснить, что по решению Политбюро нам периодически выделялось золото для пополнения валютных запасов или платы за зерно. Оно передавалось из Гохрана в хранилище Госбанка, и Внешторгбанк продавал его на мировом рынке. Причем не все сразу, а небольшими партиями, чтобы не сбивать цену золота. При этом если цена на зерно оказывалась более выгодной для нас, то оставались неиспользованными валюта или золото. В этом случае писалось письмо председателю Госбанка. Делался доклад Минфину, наконец, ставили в известность А.Н. Косыгина. Остатки мы не возвращали, но высокое начальство о них знало и учитывало при следующих операциях.
Выслушав меня, депутат тут же предложил эти остатки распределить между республиками. Мы с В.А. Раевским (первым заместителем министра финансов СССР) заявили, что не стоит спешить, вот будет Союзный договор, разделим бюджет страны, появится разделительный баланс Госбанка, тогда станет ясно — кто кому должен. Вот тогда эти средства и понадобятся для подведения итогов дележа. Б.Н. Ельцин наше предложение поддержал.
Воротишься на родину. Ну что ж.
Гляди вокруг, кому еще ты нужен, кому теперь в друзья ты попадешь?
Воротишься, купи себе на ужин какого-нибудь сладкого вина, смотри в окно и думай понемногу: во всем твоя одна, твоя вина, и хорошо. Спасибо. Слава Богу.
Рано утром, в 7 часов, 19 августа мне позвонил помощник Володя Воскресенский и сказал: «Виктор Владимирович, ГКЧП». Я не понял: «Чего?» Он повторил: «ГКЧП. Включите телевизор. Путч. — И добавил: — Машину я за вами уже послал». Я тут же, конечно, включил телевизор. И увидел диктора, читающего текст. Его, кстати, потом выгнали за это как неблагонадежного. А ведь человек просто выполнял свою работу, была его смена. Такая же история, кстати, произошла с первым заместителем министра иностранных дел Ю.А. Квицинским, его шеф А.А. Бессмертных объявил о своей болезни, и Юлий Александрович, исполняя обязанности министра, пустил по дипканалам сообщение о ГКЧП, так как был обязан это сделать. Когда же происходил разбор полетов, то его признали неблагонадежным. Он остался работать в МИДе, но выше посла в Норвегии так и не поднялся.
Тем временем еду я в Москву и вижу около кинотеатра «Ударник» танки…
Добрался до Госбанка, собрал своих первых заместите лей — В.Н. Куликова и А.В. Войлукова. Сидим в кабинете, обсуждаем, кто чего слышал, кто чего знает, а главное, что делать. Телевизор смотрим, может быть, там что скажут. Я в виде шутки предложил: «Давайте направим кого-нибудь в ЦБ России и скажем им, чтобы выматывались». Но хитрый Куликов отвечает на это: «Нет, спешить не надо, надо посмотреть, что будет дальше!»
Часов в 11 звонит B.C. Павлов и спрашивает: «Ну что сидите, обос. сь? — И уже по делу продолжает: — Виктор (без Владимировича, мы давно друг друга знаем), я Орлова нигде не могу найти. Где он спрятался, не знаешь?» Я отвечаю: «Министр финансов мне не подчиненный». Тогда Валентин Сергеевич предлагает: «Напишите и отправьте в регионы телеграмму, что все задержки в союзный бюджет, которые Россия, с помощью ваших областных контор оставляла у себя на балансе, должны быть немедленно перечислены в бюджет!» Я пытаюсь отвертеться: «Но это все-таки минфиновская ответственность». Павлов: «Вот вы вдвоем ее и напишите. Грамотнее получится, и вам нечего отсиживаться!» Тем более что все равно счета Минфина по исполнению и республиканского, и союзного бюджета в банковской системе. Что делать, соглашаюсь и даю поручение исполнителям.
Помню, что Валентин напоследок сказал, что подробности мы узнаем на пресс-конференции руководителей ГКЧП. Она действительно прошла, но Павлов, как известно, на нее не пришел…
В 15 часов проходит валютный комитет, который ведет первый заместитель премьер-министра СССР В.И. Щербаков. Комитет решал, какие потребности республик в валюте удовлетворять, какие нет. После заседания выхожу, встречаю Владимира Орлова и слышу от него: «Вот телеграмму подготовили, надо бы и тебе ее подписать». Делать нечего. После этого Владимир спрашивает: «Куда собрался?» Я отвечаю: «Меня в Госбанке ждут». «Не спеши, — останавливает Орлов. — Сейчас Павлов будет заседание правительства проводить, тебя все равно вызовут, только время потеряешь ходить туда-сюда». Я не был членом правительства, но понимал, что спорить бессмысленно, тем более что на Пушкинской улице уже было выставлено оцепление — проезд закрыт.
8
Депутат из Челябинска А.К. Орлов был тогда зампредседателя плановой и бюджетно-финансовой комиссии Верховного Совета СССР. —