Приставка «и.о.» меня совсем не ущемляла, тем более что Гайдар был такой же, но работе, следует признать, немного мешала. И вот 30 октября Комиссия по бюджету, планам, налогам и ценам рекомендовала Верховному Совету утвердить меня в должности председателя Центрального банка России.
Прямых противников практически не оказалось. Если не считать таковым старого знакомого Владимира Рассказова, который заявил, что сейчас банковской системе России нужен другой человек. В мою поддержку выступили влиятельные комитет по промышленности и энергетике и плановобюджетная комиссия.
Утверждение Верховным Советом состоялось 4 ноября.
Вслед за моим утверждением Верховный Совет приступил к обсуждению состава совета директоров Центробанка. 6 ноября предложенные кандидатуры были одобрены планово-бюджетной комиссией Верховного Совета, а 10-го — утверждены Президиумом Верховного Совета. Ими были работавшие со мной еще в Госбанке СССР, первые заместители А.В. Войлуков и В.Н. Куликов, а также заместители — Т.В. Парамонова и A.А. Хандруев.
— Демократия, либерализм — это все слова на вывеске…А реальность похожа, извините за выражение, на микрофлору кишечника. У вас на Западе все микробы уравновешивают друг друга, это веками складывалось. Каждый тихо вырабатывает сероводород и помалкивает…Вот такой организм и называется открытым обществом…А нам запустили в живот палочку Коха…И такой понос начался, что триста миллиардов баксов вытекло, прежде чем мы только понимать начали, в чем дело. И вариантов нам оставили два — или полностью и навсегда вытечь через неустановленную жопу, или долго-долго принимать антибиотики, а потом осторожно и медленно начать все заново…И никакого Мирового банка или там Валютного фонда, которые сначала эту палочку Коха прописывают, а потом тазик подставляют, нам в консультанты не надо. Проходили уже. Мол, отважно взвейтесь над пропастью, покрепче долбанитесь о дно, а потом до вас донесутся вежливые аплодисменты мирового сообщества.
Я уже в предыдущих главах рассказывал, как мы вступали в Международный валютный фонд, Всемирный банк. Сейчас хотел бы коротко остановиться на наших взаимоотношениях с этими влиятельными международными финансовыми институтами, а также Федеральной резервной системой США.
Я бы не сказал, что от нас хотели чего-то особого и что на нас давили руководители зарубежных центральных банков. Коллеги, конечно, просили у нас информацию о том, что происходит в России, чтобы вносить необходимые коррективы в свои планы, но большего «внимания» не проявляли.
Хорошие отношения у нас сложились с президентом Федерального резервного банка Нью-Йорка Джеральдом Корриганом. Он был активным и влиятельным мужиком, входил в Комитет по открытой политике, принимавший основные решения по денежно-кредитной политике США. Это даже не совет директоров, членов которого назначает парламент, это более узкий круг избранных, принимающий важнейшие вопросы, в частности о величине учетной ставки.
Кстати, именно Корриган писал и корректировал выступление Б.Н. Ельцина в конгрессе США 17 июня 1992 года, в котором тот заявил, что с коммунизмом покончено[13]. Мне это рассказал сам Корриган. Помню также, как он жаловался, что после 11 сентября в Нью-Йорке, когда в городе дали свет, первыми подключили не банки, а бойни и холодильники.
А вот МВФ вел у нас, я считаю, просто неправильную политику. Впрочем, так же как и во многих других странах. У руководителей этой организации есть идейные вдохновители, которые исповедуют теорию школы монетаризма Милтона Фридмана.
Я был хорошо знаком с Западом и считал, что нам надо учитывать особенности национальной экономики (наличие сильных государственных структур, монополизма, инфляцию издержек). И поэтому, на мой взгляд, классические монетаристские методы вряд ли подходили для России. Я прекрасно понимаю, что эмиссия порождает инфляцию, но, с другой стороны, эмиссия предотвращает спад производства, а это в то время было важнее. Особенно если учитывать слабость производства в частном секторе. Деньги в СССР и в России никогда не выполняли функцию меры стоимости. Поэтому надо было идти по пути директивного установления паритетных цен на основные виды сырья и продукции, а не пытаться делать это через рынок. Инфляцию в России могла одолеть не жесткая кредитно-денежная политика, а инвестиционная активность[14].
Отношения с главой Международного валютного фонда Мишелем Камдессю персонально у меня складывались нормально. Человек он деликатный, культурный. Познакомились мы с ним, когда он еще работал в Банке Франции, а я — в Госбанке СССР. Посещая советский Евробанк, я обязательно совершал визит и к нему.
Помню, хитрый Виктор Степанович Черномырдин узнал, что Камдессю родился в каком-то маленьком городке, а отец у него был хозяином небольшого охотничьего магазина, и подарил ему ружье тульского оружейного завода. Подарок, видимо, понравился Камдессю, у них сложились хорошие отношения, и глава МВФ прислушивался к словам Виктора Степановича, не являющегося крупным макроэкономистом, но хорошо схватывающего суть экономических проблем. Именно ему периодически удавалось объяснить Камдессю, почему в России не все рекомендации МВФ нужно принимать немедленно.
Но в связи с тем, что основные вклады в фонд делаются США, их представители претендуют на то, чтобы [самим] все определять. В этом отношении интересна история, которую рассказывал мне предшественник Мишеля Камдессю — Жак де Ларозьер. После утверждения большинством голосов некой кандидатуры на пост председателя какой-то комиссии его заместитель, американец, спросил, почему он, де Ларозьер, не обратил внимания на его позицию: ведь тот поддерживал другого кандидата. Что, он, де Ларозьер, не хочет больше работать в фонде? Казалось бы, вопрос не стоил выеденного яйца — комиссия не самая важная, в ней работало всего 15 человек, но был нарушен установленный «порядок»…
В январе 1992 года правительство России впервые официально обратилось в МВФ за помощью в 6 млрд. долларов для создания фонда стабилизации. Первое соглашение о помощи было подписано М. Камдессю и Е. Гайдаром в начале июля 1992-го. Однако деньги МВФ в размере 1 млрд долларов не использовались до конца 1992 года, поскольку их нельзя было привлекать для платежей по бюджету, а значит, использовать для сдерживания инфляции и стабилизации.
В переговорах с фондом я начал участвовать с конца 1992 года. Мое назначение совпало по времени с заявлением заместителя министра финансов США Олина Уэтингтона в январе 1993 года от имени группы стран «большой семерки» о том, что решение о реструктуризации российского внешнего долга отложено на неопределенный срок. Хотя незадолго до этого, 17 декабря 1992 года, министр внешних экономических связей РФ П.О. Авен договорился с парижским клубом об отсрочке платежа 15 млрд из причитающихся с России в 1993 году 17 млрд долларов. «Большой семерке» якобы не понравились перестановки в российском руководстве — в декабре в отставку был отправлен Гайдар.
К выработке заявления правительства и ЦБ о денежно-кредитной политике на 1993 год мы, естественно, подходили продуманно и взвешенно — от того, каким оно получится, зависело, предоставят ли стране необходимый кредит. Шли дискуссии и споры, в том числе и с экспертами МВФ. Причем, несмотря на то что Борис Федоров выдавал себя за принципиального борца за чистоту идеи, именно тогда он говорил в кабинете у премьер-министра'. «Нам главное подписать заявление и получить деньги, а то, что мы не полностью выполним обязательства и с исполнением бюджета не справимся, — на это наплевать».
У нас в ЦБ подход был более ответственный к выполнению обязательств. Конечно, не все в том году удалось выполнить до конца, но получаться уже стало намного лучше. Складывалось и понимание того, что Центробанк не отвечает за экономическое развитие страны. За это должны отвечать правительство и тот парламент, который политику и решения, ее обеспечивающие, принимает и одобряет. В том числе и направления денежно-кредитной политики.
В принципе, нам, наверное, было бы проще сидеть на Неглинной и говорить, что Центробанк отвечает только за цифры прироста денежной массы, которые определены, а остальное не наше дело. Но мы не были равнодушны к тому, что происходило в стране.
13
Сказано было буквально следующее: «Мир может вздохнуть спокойно — коммунистический идол, который сеял повсюду на земле социальную рознь, вражду и беспримерную жестокость, который наводил страх на человеческое сообщество, — рухнул! Рухнул навсегда! Я здесь для того, чтобы заверить вас: на нашей земле мы не дадим ему воскреснуть!» —
14
Кстати, в середине 1992 года Г.А Явлинский сказал: «Лучше жить с инфляцией, чем умереть от монетаризма». —