– Вам не кажется странным, что русский генерал знает о немецкой революции восемнадцатого года больше, чем немецкий фельдмаршал? – не скрывая раздражения, спросил он сегодня Паулюса.
– Дело военных – война, а не политика, – сухо ответил фельдмаршал.
– Прекрасно. Я обещал вам показать полный текст перемирия между Германией и Антантой. Освежите память.
Документ на немецком языке был извлечён из папки и выложен на стол. Абзацы нескольких статей договора были подчеркнуты красным карандашом. Фельдмаршал с изумлением, точно впервые, читал выделенные строки документа, датированные ноябрём 1918 года:
«Статья 4. Уступка германской армией следующего военного материала: 5 тысяч пушек, 25 тысяч пулемётов, 3 тысячи миномётов и 1700 аэропланов…
Статья 7…Уступка союзникам 5 тысяч паровозов, 150 тысяч вагонов и 5 тысяч грузовиков…
Статья 9. Содержание оккупационных войск в Рейнских землях (не включая Эльзас-Лотарингии) будет на обязанности германского правительства.
Статья 10. Немедленная репатриация без взаимности… всех военнопленных, принадлежащих к армиям союзников…»
Паулюс растерялся от заново открывшейся ему трагической и чудовищной картины уничтожения немецкой армии 1918 года.
– Ответьте как военный, – не дал ему прийти в себя Суровцев, – без всякой политики. Это договор о перемирии? Обратите внимание на передачу Антанте немецкого флота. «Десять линейных кораблей, шесть тяжёлых крейсеров, восемь лёгких крейсеров, пятьдесят эсминцев, сто шестьдесят подводных лодок». Это перемирие? Это – безоговорочная капитуляция. И кто же победитель в той войне?
– Откуда у вас эти данные? – скорее для того, чтобы хоть что-то сказать, нежели руководствуясь здравым смыслом, спросил пленный.
– Таким образом, – не удостоив его ответа, продолжал Суровцев, – временное правительство с большевиками у нас и социал-демократы у вас путём революционных переворотов привели Россию и Германию к уничтожению своих армий. А это значит – нарушили государственный суверенитет наших стран.
– Я не могу вам верить.
– Я не прошу вас верить. Отвечайте себе, кто собирается воспользоваться результатами войны нынешней? Отвечайте как военный. Никакой политики. Армии каких государств понесут теперь наибольшие потери? Чьи армии в конце нашей с вами драки будут полнокровны, не измучены войной и будут готовы к новому противостоянию?
– Во время нашей прошлой встречи вы, генерал, убеждали меня в том, что Адольф Гитлер то же самое, что ваш Троцкий. Я очень долго размышлял над вашими словами. Это не так. Троцкий – революционер. Фюрер стал лидером нации только потому, что выступил против революции.
– Какая разница для русского и немецкого народов, если Гитлер сейчас говорит о мировом господстве, а Троцкий говорил о мировой революции? Это означало и означает только одно – русские и немцы должны гибнуть на полях сражений, а результатами войны традиционно воспользуются другие нации. Как всегда победителями хотят оказаться англосаксы.
И начало этого разговора, и последующая его часть – не были для советского генерала Суровцева самоцелью. Но для того, чтобы перейти к конкретным вопросам, ему нужно было сейчас сломать устоявшиеся оценки и мировоззренческие установки фельдмаршала.
– И заметьте, у вашего офицерства не хватило простого мужества противостоять предательству и измене, – чуть ли не презрительно добавил Суровцев, – тогда как офицерство русское нашло в себе силы сопротивляться.
– То, что русские офицеры воевали со своим народом, нельзя считать доблестью.
– Это так, – вынужденно согласился русский генерал, – но давайте посмотрим на события и факты недавней истории. Оставим декларации и речи наших политиков. Гитлер ругал и продолжает ругать Англию. Наш руководитель ругает все капиталистические государства. Но нас интересуют факты.
Вот когда пригодилась Сергею Георгиевичу информация, почерпнутая из довоенных немецких газет, и привычка фиксировать окружающие события и явления.
– В двадцать втором году на месте Российской империи сформировался Советский Союз. Большевики взяли деньги на революцию. Разрушили империю. И вдруг воссоздали её заново. Деньги, прошедшие через германские и другие банки, оказались рискованным вложением. На Генуэзской конференции в ответ на требование стран Антанты большевики не только ответили отказом выплачивать восемнадцать миллиардов золотых рублей, но и выставили ответное требование заплатить тридцать миллиардов за военную интервенцию и экономическую блокаду. Правда, уже через пару дней эти требования смягчили. Согласились признать долги царской России и пообещали сдавать в аренду бывшим собственникам их прежнее имущество. Пообещали концессии. А потом отъехали несколько километров от Генуи в Рапалло и заключили договор о сотрудничестве с Германией. Так получилось, что и Германию вытянули из пропасти, в которую она угодила.