Гребнев оказался талантливым интриганом: зная, что Лимонов пуще всего боится раскола партии, он написал ему письмо от имени «национал-большевистского фронта», куда помимо Гребневых и их друзей с Гражданки, вошли гангренозные «старые партийцы». Я точно не знаю, что было написано в письме, что-то вроде того, что я превратил питерское отделение НБП в троцкистское сборище, и поэтому истинным питерским отделением НБП являются они – «фронтовики». Решением общего собрания «национал-большевистского фронта» я был исключен из НБП.
Лимонов не заставил себя долго ждать. В начале апреля он приехал в Петербург, чтобы разобраться. На вокзале его встретила группа «фронтовиков» во главе с Гребневым. Они передали ему петицию от имени «истинных нацболов». Потом уже Лимонова встретил я и Маша Забродина, которая в этой ситуации заняла позицию, как говорится, и вашим, и нашим.
Мы пошли в гостиницу «Октябрьская», где у Лимонова был зарезервирован номер. Я описал вкратце суть конфликта. Лимонов слушал, кивая головой.
- Плохо то, что теперь все будут говорить о расколе НБП, очень плохо, - сказал он, когда я закончил.
Затем он с Машей и охранником отправился гулять по городу, а я – в редакцию «Смены». Вечером Лимонов прочил лекцию в педагогическом университете, о которой я договорился с начальством своего родного исторического факультета. По дороге на лекцию я заметил, что стены университета исписаны граффити: «НБП, убей горца!» Полагаю, что это сделали ребята Гребнева, а под горцем подразумевался я. «Как я мог вляпаться в это дерьмо! - подумал я тогда. – И стоило ради этого порывать с Дейвом, моими друзьями – московскими анархистами?!»
На следующий день вечером Лимонов созвал собрание, на которое пригласил и «фронтовиков». «На собрании я говорил три часа, - вспоминает Лимонов. - Среди прочего я сообщил, что не имею личных предпочтений в данном случае. Что мне важнее здоровье питерской региональной организации, её процветание, её успех, её рост. А кто сделает организацию успешной: Жвания или Гребнев - сути дела не меняет. Ясно, что у Дмитрия Жвании есть опыт, а Гребнев имеет поддержку части организации НБП и пользуется поддержкой молодёжи в том районе Питера, где проживает, и эта значительная поддержка может быть полезна партии. Каждые 15 минут они пытались сцепиться в словесной потасовке, но, слава Богу, я пользовался у обоих достаточным авторитетом, чтобы останавливать их каждый раз».
Все верно. Лимонов говорил долго, я понял, что угроза раскола испугала его. Меня активно поддерживал Володя Григорьев.
- Если вы отмените приказ Жвания и восстановите в партии исключенных им, партия вскоре перестанет быть национал-большевистской, а превратится в партию жлобов! – буквально кричал он.
И здесь Лимонов предложил Соломоново решение. «Я предложил им, в конце концов, прекратить выхвалять свои достоинства и обратиться к делу. Конкретно провести большую акцию, решительную и оригинальную, в которой могут отличиться и люди Гребнева и люди Жвании. В ходе собрания было выдвинуто предложение мирной акции на крейсере «Аврора», - вспоминает Лимонов, путая детали. Акцию на «Авроре» предложил он сам, экскурсия на крейсер состоялась не после собрания, а за день до него. Лимонов побывал на «Авроре» вместе с Машей и своим телохранителем, после чего сказал мне:
- Дмитрий, вы не должны ехать в Казахстан. Казаки собираются поднять восстание в начале мая, а вам надо провести здесь акцию солидарности с ними. Ясно? Лучшего варианта, чем мирная оккупация «Авроры», я не нахожу.
Я был согласен и с идеологией, и с формой акции. Наконец, я мог провести что-то подобное тому, что видел во Франции в исполнении «Лиги коммунистов-революционеров». О своем отношении к проблеме русских в Казахстане я уже писал.
Я не имел иллюзий насчет позиции Лимонова: его симпатии были на стороне Гребнева, может быть, он напоминал ему «подростка Савенко», не знаю… Иногда европейский интеллектуал Лимонов превращался в этого харьковского подростка. То, что Гребнев расист и антисемит, Лимонова волновало меньше всего. Для Лимонова была важна структура, инструмент политики, а «кто сделает организацию успешной - сути дела не меняет». Я не обиделся на Лимонова, наверное, будь я на его месте, я поступил бы так же. Но я никогда не буду на его месте. Для меня партия – материализация идеи, а не просто инструмент. Если национал-большевизм отрицает расизм, значит, расисты в партии быть не должны, полагал я. Если национал-большевизм отрицает либерализм и демократию, значит, НБП не должна заключать союз с либералами…