Как-то мы пересеклись с Вольбергом недалеко от станции метро «Пушкинская», чтобы обсудить текст листовки для рабочих Кировского завода, нашей первой листовки для рабочих. Сидели на скамейке в сквере в ТЮЗа.
- Я хотел с тобой поговорить, - сказал Вольберг после того, как мы обсудили текст литовки и договорились о времени, когда будем размножать ее на его квартире. Вольберг глубоко затягивался сигаретой и смотрел куда-то вдаль. Он любил поэтические жесты.
- Я слушаю.
- Я хочу выйти из дела. Я устал. Я бы вышел и раньше, но боялся, что организация развалится. Теперь я вижу, что ты можешь стать настоящим лидером группы.
Честно говоря, я немного удивился, что Илья говорит так, будто он до этого был лидером АКРС и ждал, когда вырастит смена. Но я его не стал перебивать. Какая, в конце концов, разница, кем считал себя человек? Главное, что он делал.
- Я наконец стал заниматься тем, чем мечтал заниматься всю жизнь – я рисую. Закончу академию – буду себе этим зарабатывать на жизнь, то есть буду профессиональным художником.
- Но все мы должны чем-то зарабатывать на жизнь, - вставил я, хотя уже понял, что дело не в рисовании.
- Ты понимаешь, мне 40 стукнуло. Сколько мне еще осталось? Жизнь пронеслась, я старею. А что, что я видел в этой жизни?! Гребаный совок! Сплошная бытовуха. С кастрюлей давно не сплю (кастрюлей Илья называл свою жену – Д.Ж.). Живем вместе ради детей. Любовница – считай вторая жена, знаем друг друга 15 лет. И вот в Академии я познакомился со студенткой. Она красивая девочка, трепетная такая, мы понимаем друг друга с полуслова. На пленер выезжали… Так почти не рисовали, а только сексом занимались. Я как будто помолодел на 20 лет!.. Ты понимаешь?! Когда-нибудь поймешь! Поймешь, что это такое, когда тебе 40, а ей - 22. В общем, мне приходится выбирать: либо АКРС, либо личная жизнь. Я подумываю уйти из семьи, тяжело мне управляться с женой и с двумя любовницами (Илья попробовал пошутить).
Сейчас-то я понимаю, что Илья переживал банальный кризис среднего возраста. Я его не осуждаю – как писал Лимонов, в жизни мужчины бывают периоды, когда весь смысл жизни сосредотачивает между ног любимой.
Я огорчился, но не стал осуждать Вольберга – он за год сделал для движения столько, сколько другие активисты не сделают за всю свою жизнь. Искал смысл жизни мужик, и вот нашел его в промежности 22-летней художницы. Счастливого путешествия! Buone viaggio, amico!
Меня больше волновал вопрос, кто теперь будет делать макеты «Черного знамени». Мы договорились, что Вольберг будет постепенно «передавать дела». В его приемки мы выбрали Алексея Бера – парня, который появился в АКРС незадолго до «гормонального взрыва» Ильи, но успел зарекомендовать себя как надежный, ответственный товарищ. Бер не был анархистом, ему нравился Ленин, он ходил со значком с изображением Ильича, на котором было отчеканено изречение большевистского вождя – «Наша сила в заявлении правды!».
Так вот. Зная, что Вольберг «отходит от дела», я не предполагал, что именно он будет яро выступать против нашего союза с троцкистами, тем более Вольберг сам читал Ленина и говорил, что «Государство и революция» - «вполне анархическая работа». Как-то мы зашли с Пьером к нему домой. Илья встретил Пьера угрюмо.
Я предполагаю, что 40-летний Илья просто взревновал. Ему было неприятно, что его место занимает 40-летний Пьер. Но, может быть, действительно сыграло свою роль то, что незадолго до нашего знакомства с Пьером Илья прочел книгу о Махно, в которой рассказано, что делал Троцкий, чтобы расправиться с партизанским командиром-анархистом. Так или иначе, Вольберг открыто заявил, что он не хочет общаться с троцкистами.
Я не ожидал такой его реакции, ведь именно Вольберг переписывался с французскими троцкистами с Движения за создание партии трудящихся (MPPT), с которыми мы познакомились еще летом 1989 года, тоже у Казанского собора и которых я сперва принял за обычных западных правозащитников (такими блеклыми были их предложения). Но Пьера Илья невзлюбил. Тем временем Пьер написал передовую статью для 12 номера «Черного знамени», Илья подготовил макет без разговоров. Я подумал, что он успокоился – ведь любовница-то молодая…