Типун все понял и быстренько возглавил исход из класса.
– А вы, Переписчиков, останьтесь, – предупредила учительница. – Присаживайтесь.
Перед ней лежал классный журнал, открытый на странице с личными данными учеников.
– Ты, оказывается, уже взрослый, – задумчиво отметила учительница. – Это кое-что объясняет. Но вот седьмой класс, особенно ваш седьмой – это дикое, необузданное стадо. От сильных эмоций подростки сразу идут вразнос, и вернуть их в русло продуктивной умственной работы стоит… большой жесткости. Именно потому учителя вынуждены держать строгую, на первый взгляд бессмысленно строгую дисциплину. Иначе уроки не провести. Тем более что именно ваш класс…
Она замолчала и вопросительно глянула на него.
– Убогий, – со вздохом сказал он.
– Ты сам это сказал. А учителям такое говорить запрещено, потому что отбивает у слабых последнее желание учиться. Но с тобой можно говорить более откровенно. Может, ты будешь удивлен, но мне тоже хотелось бы посвящать учеников в тайны науки. Преподавать и видеть ответный огонь любознательности в глазах. Но… это удел не школы, а института. Или хотя бы специализированной школы. А в нашей школе я вынуждена… пережевывать, ты правильно назвал. Потому что быстрее твои одноклассники пока не могут. Только так, по крупинке, еще можно в них развить хоть что-то.
Он удивленно моргнул. Учительница оправдывалась. Провалиться на месте, но она оправдывалась! Блин, как хорошо, что Алиса Генриховна заболела, и представился счастливый случай встретиться еще с одним хорошим человеком! То есть не то хорошо, что Алиса Генриховна заболела, а…
– А вы способны посвящать в тайны науки? – невольно ляпнул он.
Учительница усмехнулась.
– Уел! – удивленно признала она. – Один – ноль. Я преподаю одно и то же. Из года в год. Медленно-медленно. Это, знаешь ли, отупляет! Отнимает все силы и время. А на мне еще семейные дела. Так что… нет. Уже нет. Я, кстати, ничего не слышала про твои… как ты сказал? Вкрапления? Какие вкрапления, я забыла даже то, что учила.
– Может, я не совсем точно перевел название, – виновато сказал он. – Языки Арктура не полностью совпадают с русским.
– Ах, ты еще и перевел…
Она с тоской поглядела в окно.
– Так много было времени в детстве! – пробормотала она – Жизнь казалась вообще бесконечной! Ты вон спишь на уроках, тебе делать нечего. А мне некогда, у меня работа!
– Нечего делать? – задумался он. – Смотря с кем сравнивать. Семейные дела на мне все, я же с отцом живу, без матери. Уроков… не меньше, чем у учителей. Две секции как-то надо отрабатывать, а одна в мегаполисе. Еще у меня театр. Да, и на пении Олеське помогаю, чтоб весело было. И еще домашние задания делать когда-то. Я потому и сплю на уроках, что ночью на сон мало остается. Так что…
– Два – ноль, – признала она с любопытством. – Ох и странный ты человек, Владимир Владимирович Переписчиков! Еще и рисуешь?
– Вас нарисовать? – понял он. – Настаиваете? Не откажетесь?
Учительница ему понравилась – так почему бы не сделать хорошему человеку приятное?
Она усмехнулась и уверенно приняла игру.
– Да, пожалуйста. Приступай.
Он подошел и аккуратно, двумя пальцами довернул ее голову в нужный ракурс. И, естественно, именно в этот момент за спиной скрипнула дверь класса!
– Пошли вон, уроды невоспитанные! – рявкнул он, не оборачиваясь.
Глаза учительницы сделались большими-большими…
– Во! Вот так и держать, я мигом! – восхитился он и метнулся к доске. Несколько штрихов – и лицо запечатлено!
– Володя, а ты знаешь, кого облаял только что? – слабым голосом спросила учительница.
– Да без разницы! Закон для всех одинаков!
Он полюбовался портретом, не выдержал и добавил несколько напрашивающихся линий.
– Портрет закончить? – поинтересовался на всякий случай он. – Или этого достаточно?
– Да уж достаточно, иди с богом…
– Настаиваете? – изумился он. – Не откажетесь?
– Иди уж! Что мог, уже сделал! – махнула она расстроенно рукой. – Закрой доску, я потом посмотрю. У меня урок сейчас.
И она взяла со стола очки.
– А я всего лишь хотел дорисовать одежду! – пробормотал он недоуменно. – И это меня считают похабником?! Дела…
Он в глубокой растерянности побрел из класса. Учительница ахнула, метнулась к доске, раскрыла… и вынуждена была признать, что слава Переписчикова – еще не вся слава! Причем он даже не был так уж оригинален – и к изумленному лицу пририсовал… вот была такая картина, где девушка на перроне придерживает подол. Ну вот это выглядело так же. Только без одежды.