А могло ли быть иначе, если их вид эволюционировал на cvi, а не в водной среде? Конечно, это только догадка, но все же… У людей не было наследственных, инстинктивных воспоминаний о движении волн, о подводных течениях. Но что мешает им открыть глаза и просто оглядеться вокруг? Во вселенной нет ни углов, ни четких границ. И самое главное: время — это непрерывно движущийся, целостный поток, а не множество мелких моментов, которые приходится проживать один за другим.
Сами испытания оказались очень интересными. Сначала три танка, оснащенные лазерами, заняли позицию и прицелились. Они очень точно и эффективно поражали как стационарные цели, расположенные в дальнем конце полигона, так и подвижные мишени — беспилотные установки на магнитной подвеске. Тем не менее, группе людей, возглавляемых Агилерой, удалось подкрасться с флангов и, как и предсказывалось, помешать им при помощи дыма, крошечных алюминиевых полосок и охапок сухой травы.
После этого заняли позицию другие три танка — со старомодными кинетическими орудиями, но также на магнитной подвеске. Точность попадания у этих орудий, безусловно, была ниже, чем у лазеров. Порой приходилось сделать несколько пробных выстрелов — «пристреляться», как говорил Агилера, — чтобы попасть в цель. Кроме того, отдача при стрельбе была более чем заметной, и магнитные приводы не всегда могли удержать машину на месте. Наконец, цели не превращались в пыль, а разлетались на множество мелких неровных осколков, а некоторые части мишени порой оставались нетронутыми.
После испытаний все шесть танков выстроились перед наблюдательной вышкой. Люки с лязгом распахнулись, люди — мокрые, точно после купания, — вылезли и выжидающе уставились на Эйлле, который облокотился на перила. Но что можно было сказать? Сначала стоило бы поговорить с Яутом и сравнить впечатления. В любом случае, это давало повод для размышлений. Для очень серьезных размышлений. Однако в одном Агилера был прав: вооружение джао действительно теряет в атмосфере часть своих преимуществ.
Проблема заключается в другом: к каким бы выводам Эй не придет в итоге, убедить Губернатора Земли в необходимости смены курса будет крайне трудно. Оппак кринну ава Нарво считался лучшим в предыдущем поколении своего кочена — намт камити, «чистейшей водой».
Талли замешкался на нижнем этаже наблюдательной вышки. От жары голова шла кругом, к тому же он, похоже, простудился. Мозг словно превратился в пульсирующий ком, к горлу подступала тошнота. Испытания закончились, Эйлле и водитель спустились по лестнице, и Яут бросил на него красноречивый взгляд: «Поторопись, или твоя голова превратится в погремушку».
Головокружение усилилось, москиты жужжали и лезли прямо в уши. Талли попытался отогнать их, но жужжание становилось все громче. Ровная спина Яута, буквально излучающая неодобрение, удалялась. Талли попытался идти, потом расстояние между ними еще увеличилось, и локатор наградил его очередным разрядом. Рубашка пропиталась потом и прилипла к коже. Чертовы «пушистики», им-то хоть бы что! Еще в лагере Сопротивления в Скалистых горах он слышал, что так же спокойно джао переносят холод. Теперь он знал, почему: те, кто создавал их с помощью биоинженерных технологий, позаботились об этом. Но должны же у них быть хоть какие-то слабости! Если бы только выяснить… Это знание с лихвой окупило бы все его страдания — и прошлые, и будущие.
Внезапно Талли стало хуже. Эх, парень… Похоже, ты не на шутку разболелся. Перед глазами поплыло, Талли судорожно вцепился в металлические перила, уже нагретые ярким утренним солнцем, и попытался сфокусировать взгляд. Потом нога соскользнула, и он тяжело приземлился на лестницу. Подняться Талли уже не смог. Он беспомощно сидел, щурясь на безжалостно палящее солнце. Яркий свет проникал сквозь веки и, казалось, прожигал дыру до самой глубины мозга.
— Талли? — послышался чей-то голос. — Вставай скорее, пока…
Знакомый разряд заставил его тело забиться в судорогах. Талли скорчился, словно это могло ослабить боль, но она была еще сильнее, чем в прошлый раз.
— Талли, вставай, черт тебя подери!!!
Ступеньки ритмично задрожали. Потом сильные руки рывком приподняли Талли и поставили на ноги.
Он заставил себя разлепить веки, заморгал, и в калейдоскопе размытых пятен на миг мелькнуло морщинистое лицо Дгилеры. Пальцы техника впились в его плечи.
— Ты что, хочешь, чтобы тебе мозги поджарили? Давай, шевелись!
Но ноги не слушались, а по всему телу как будто носилась молния, отражаясь от костей и суставов, нейронов, кожи… Потом ему показалось, что он сам стал этой молнией… что она превратила его во что-то иное, позволив постичь некую важную истину, чего ему до сих пор не удавалось.
— Выключите эту хрень! — заорал Агилера, а потом грубо взвалил Талли на плечо и неуклюже затопал вниз по ступенькам. Бум, бум, бум… Словно кто-то вколачивал гвозди в череп. Теперь при каждом разряде доставалось им обоим, и Талли чувствовал, как Агилера вздрагивает вместе с ним и шипит от боли.
— Да выключите же ее, мать вашу! Вы его сейчас угробите!
Время замерло, и он уже не чувствовал ничего, кроме ослепляющей, оглушающей, запредельной боли, которая пульсировала в каждом нерве. В следующий миг он обнаружил, что почему-то лежит на спине, а яркое солнце обжигает лицо. Талли попытался поднять руку, чтобы защитить глаза, но не смог.
— Какой вам прок от трупа?! — голос Агилеры доносился словно сквозь слой ваты.
— Тебя это не касается, — резко ответил Яут. — Этот человек на службе у Субкоменданта и должен пройти необходимое обучение.
— Да к черту ваше обучение!
Ох, ничего себе! Этот соглашатель осмеливается дерзить фрагте!
— Нельзя обращаться с человеком, как с пойманным животным. Если вам так надо его убить — убейте, но не нужно пытать его. Даже джао не опускаются до подобного.
— Ты так думаешь? — сказал Яут, и в этих словах Талли почудилось что-то смертоносное — словно в безобидном кусте затаилась змея, готовая к атаке.
— Зат… кнись, — пробормотал он, пытаясь махнуть в сторону Агилеры. — Если мне будет нужно, чтобы кто-то… за меня вступился, я… — в глазах у него вновь потемнело, и он остался один на один с болью. — Я сам с этим прекрасно справлюсь… твою мать. Только не дождетесь. Не перед этими ублюдками.
Молния исчезла. Однако Талли все еще чувствовал ее отголоски в каждой клетке своего тела — словно огненные пятна, которые плавают перед глазами после того, как посмотришь на яркий свет. Руки и ноги непроизвольно подергивались, а во рту было солоно от крови. Похоже, он прикусил язык и сам того не заметил.
— Он так ничему и не научился, — произнес Яут на своем родном языке. — В самом деле, мне уже начинает казаться, что он не способен учиться. Он завяз в своих прежних переживаниях, и его уже невозможно перевоспитать.
— Меня не столько интересует обучение, сколько причины такого поведения, — ответил Эйлле. — Если я смогу понять их, то буду знать о людях все.
Талли слабо засмеялся. Его голова перекатывалась в песке то вправо, то влево.
— Зачем он это делает? — спросил Яут.
— Не зачем, а почему, — отозвался Агилера. — Он вообще не понимает, что делает. Он находится в полубессознательном состоянии.
Я все прекрасно понимаю, хотел сказать Талли. Я смеюсь, потому что все это чертовски смешно. Потому что ты, чертов соглашатель, — единственный, кто вступился за меня перед этими меховыми шариками.
Но распухший, прокушенный язык не слушался. Его веки затрепетали, и он погрузился в прохладную тишину.
— Я представить себе не мог, что они так легко заболевают, — озабоченно проговорил Эйлле. Они уже вернулись на квартиру, а Талли так и не пришел в себя.