Некоторое время они молчали, затем Серый Суслик спросил:
— Дозволено ли мне осведомиться у доброго господина о цели нашего путешествия?
— Дозволено, — ответил сэр Хайрам. — Мы едем в Плохое Место. Да ты и сам это уже знаешь. Может, тебе интересно, что мы рассчитываем там найти?
— Именно так, добрый господин, — сказал Серый Суслик.
Сэр Хайрам рассмеялся и сказал:
— Ты ничего не поймешь в моем рассказе, орк. Разве тебе ведомо, кто такой Джулиус Каэссар?
Серый Суслик вздрогнул. Сэр Хайрам покосился на него с интересом.
— Неужели ведомо? И кто это такой, по-твоему?
— Так звали одного Самого Доброго Господина, — ответил Серый Суслик. — Он был последним Самым Добрым Господином второй эпохи. Еще его звали Резвый Индюк. Он — предок всех людей и всех орков. Его матерью была Тина Минерва, а отцом — Джизес Крайст, также известный под именем Найенесгани. Резвый Индюк родился на третьем небе, называемом Асгард…
Серый Суслик был вынужден прервать свою речь, потому что сэр Хайрам начал оглушительно хохотать. На его смех обернулся отец высокорожденных, и сэр Хайрам перестал хохотать.
— Какие вы, орки, тупые и невежественные! — воскликнул он и пришпорил лошадь.
Серый Суслик тоже пришпорил лошадь — дорога скоро повернет, разведчику пора занять место в голове колонны. Проезжая мимо высокорожденных, он услышал, как они смеялись, а сэр Шон повторял:
— Ну, тупые, ох, тупые…
Серый Суслик боялся, что отец высокорожденных потребует рассказать всю легенду от начала до конца, и тогда Серый Суслик неминуемо разоблачит себя. Потому что он придумал эту легенду только что, потому что на вопрос сэра Хайрама надо было как-то ответить, а говорить правду было нельзя. Потому что тупой и невежественный орк не мог знать эту правду, ее может знать только тот, кто умеет читать книги. А признаться, что умеешь читать… Проще ножом заколоться, не так болезненно.
Однако Никс милостива. Серый Суслик обгнал высокорожденных, и его не окликнули. Он поравнялся с Топорищем Пополам и сказал:
— Огибаем вон тот холм, дальше держим направление на высокую акацию, ее пока еще не видно.
Топорище Пополам молча кивнул. Оглядел Серого Суслика оценивающим взглядом и констатировал:
— Оклемался.
— Оклемался, — кивнул Серый Суслик. Помолчал и добавил: — Спасибо тебе.
— За что? — удивился Топорище Пополам.
— Что вразумил, — объяснил Серый Суслик.
Топорище Пополам безразлично махнул рукой, дескать, ерунда это, не стоит благодарности. А потом вдруг сказал:
— Ты, главное, слишком умным не будь. Будь умным в меру. Знаешь, что Святой Петр по этому поводу говорил?
— Это Святой Павел говорил, — уточнил Серый Суслик.
— Не будь слишком умным, — повторил Топорище Пополам. — Не забывай, ты — тупая скотина. Что бы ни случилось — не забывай. Так и повторяй про себя: тупая скотина, тупая скотина. Понял?
Произнеся эти слова, он отъехал в сторону и остановил лошадь, обозревая строй каравана. Серый Суслик проехал мимо.
Надо же, этот здоровенный, зверообразный, устрашающий полубосс — полукровка! И как ловко маскируется! Раньше Серый Суслик считал себя отличным притворщиком, но только потому, что не был знаком с настоящим мастерством. Жаль, что Топорище Пополам не переживет сегодняшнюю ночь. Может, рассказать ему? Но тогда он расскажет всем остальным, и всё будет зря. Как он там говорил, воин стремится к смерти? Ну стремись, воин. Когда мы встретимся в чертогах Тора, я расскажу тебе, почему и зачем я так поступил. И ты признаешь, что у меня не было другого выхода.
3
Два Воробья покинул загон на рассвете. Он опасался, что его увидит какой-нибудь полубосс и заинтересуется, куда это мальчик собрался в одиночестве в такую рань. Но Никс была милостива, его никто не заметил — все полубоссы были заняты сборами экспедиции, которую возглавлял отец высокорожденных.
Путь к Красному Ручью был недолгим, солнце прошло менее половины пути от рассвета до полудня, когда Два Воробья достиг трех черных рощ. Он точно выполнил приказ — занял позицию, равноудаленную от всех трех рощ, остановил лошадь и стал осматриваться. Он изо всех сил вглядывался в переплетения черных стволов, стеблей и листьев, щурился и прикладывал руку ко лбу, чтобы не слепило солнце, смотрел так, что заболели глаза, но так и не смог разглядеть ничего подозрительного. Единственное, что его удивило — в западной роще совсем не каркали вороны. Но Серый Суслик ясно сказал, что надо вглядываться, а не вслушиваться, так что Два Воробья не придал птицам никакого значения.
Серый Суслик велел ждать полчаса, а потом скакать прочь, громко крича и часто оборачиваясь. Редкостно глупое задание. Если бы Два Воробья был не орком, а человеком, он, наверное, не стал бы его выполнять, потому что оно глупое. Но он орк, а орки выполняют приказы, не рассуждая. Редко-редко добрый господин позволяет орку рассуждать, но для этого орк должен или быть полубоссом, или владеть каким-нибудь особым навыком, например, быть первым разведчиком стада. Возможно, Два Воробья в будущем тоже станет первым разведчиком, и тогда…
Мысль мальчика оборвалась на середине. Он вдруг понял, что видит что-то необычное и, кажется, опасное, но никак не может понять, что именно видит. Что-то не так, но… Вот оно! С юго-западной стороны высокая трава шевелится не в такт порывам ветра… И с северо-западной стороны тоже… Как будто что-то незаметно подбирается к одинокому всаднику… Как будто?!
— Эльфы!! — заорал Два Воробья во всю глотку, ударил пятками в лошадиные бока и дернул повод, разворачивая лошадь.
Лошадь заржала, поднялась на дыбы, в воздухе что-то свистнуло, и в следующее мгновение лошадь рванула с места в галоп. К счастью, она мчалась в правильном направлении — на восток.
Слева в траве что-то зашевелилось, Два Воробья посмотрел туда и впервые в жизни увидел эльфа. Высокий, стройный, светловолосый, пучеглазый и лопоухий, он был одет в черную кожаную безрукавку, его красная рука раскручивала пращу, вот она закончила последний оборот, камень отправился в полет, Два Воробья понял, что бросок точен, попрощался с жизнью…
Бросок был неточен, камень ударил в подпругу, разминувшись с ногой мальчика на считанные миллиметры. Удар камня не причинил вреда ни лошади, ни наезднику. Наоборот, он принес пользу — лошадь помчалась еще быстрее, хотя секунду назад казалось, что быстрее уже некуда. Два Воробья пригнулся, не для того, чтобы затруднить стрелку попадание, а просто чтобы удержаться в седле. Мальчик что-то кричал, сам не понимая, что именно. Каждую секунду он ожидал, что сзади загрохочет гранатомет, или что под копытами лошади разорвется мина и прервет эту бешеную скачку. Он не знал, что такое гранатомет и что такое мина, он знал только одно — это очень страшно и безусловно смертельно.
Но Никс была милостива и благосклонна. Эльфы не стали применять тяжелое оружие. Два Воробья вырвался из эльфийской западни невредимым.
Он вспомнил, что Серый Суслик велел ему часто оборачиваться, и обернулся. Он не увидел ничего, кроме голой степи и трех черных рощ, в памяти всплыло древнее слово, которым добрый господин Роджер Стентон называл черные рощи — аборигенная растительность. Эльфов не было видно, можно подумать, что их там и не было, а ужасная пучеглазая морда просто привиделась испуганному мальчику.
Нет, не могла она привидеться! Поганая эльфийская харя до сих пор стояла перед глазами мальчика, и не важно было, куда и на что он смотрел. С самого детства Два Воробья знал, что эльфов называют пучеглазыми, но он никогда не думал, что они настолько пучеглазы. Эти страшные белые буркалы в пол-лица — в них было что-то рыбье и одновременно разумное. Рыбий бесчувственный разум, ненависть, злоба и сожаление, что пища уходит. Хотя нет, эльфы не едят человекообразных, так поступают только орки и никто, кроме них.
В полдень Два Воробья достиг Лысой Горы. Он вспомнил, что не должен был путать свой след. Обернулся и увидел, что след виден ясно и отчетливо, не нужно быть следопытом, чтобы понять, что здесь недавно проехал одинокий всадник. В точности так, как приказывал Серый Суслик, но не потому, что Два Воробья правильно выполнил приказ, а потому, что он забыл не только приказ учителя, но и вообще все, чему тот его учил. Но в итоге все получилось как надо. Не иначе, Никс опять помогает.