Ближе к концу неровной колонны, рядом с Ксагором, шел настороженный Харбир. Он спрятал пятиугольный металлический талисман гемункула под одежду, но тот оставался таким же холодным и безжизненным, как и тогда, когда он взял его у развалины. Когда ударило Разобщение, Харбир понадеялся, что эта вещь должна была как-то его защитить, и отчаянно стиснул ее в руке, но никакого видимого эффекта она не произвела. Вместо этого ему пришлось сражаться за собственную жизнь бок о бок с Ксагором, и только то, что им обоим пришлось пережить в Шаа-доме, позволило им выжить в приливе этой скверны иных измерений, которая хлынула сквозь преграду. Потом появились Безиет и Наксипаэль, прорубающие путь сквозь хаос, и в тот миг присоединение к ним показалось простым и мудрым решением. Но вот когда Безиет повернулась к Харбиру и едва не зарубила его на месте своим ненормальным мечом, он поменял свое мнение.
— Нам надо отделиться и самим разыскать Беллатониса, — прошептал Харбир Ксагору.
— Хозяин сам найдет нас, когда понадобится, — с раздражающей уверенностью отозвался Ксагор.
— А до этого времени мы будем шляться по кишкам нижнего Метзуха, помогая Наксипаэлю и Безиет клепать себе армию?
— Ксагор желает узнать альтернативы.
— Оторваться от остальных и где-нибудь скрыться.
— Численность — преимущество.
Откуда-то впереди, из изломанного коридора, донесся дребезжащий, безумный хохот. Отсветы пламени, или что-то очень на них похожее, вырисовывали на стенах и потолке пляшущие тени. Когда они подошли ближе к источнику света, стало ясно, что коридор заканчивается в большом зале. Изредка можно было мельком увидеть, как в его глубине скачут какие-то силуэты.
— Я бы не был настолько в этом уверен, — мрачно сказал Харбир.
Глава 5
Рассказ о началах
На сотый день после катастрофы на девственном мире Лилеатанир выжившие члены клана Светлых озер наконец подошли достаточно близко, чтобы увидеть Лил'эш Эльдан Ай'Мораи, Священную гору первых лучей зари. Их путешествие по истерзанному лику девственного мира было долгим и тяжким. Те немногие запасы еды, что уцелели во время набега, погибли в катаклизме, который случился следом, и поэтому на каждом шаге пути их преследовала нужда. Самые способные предводители и воины клана пали в великой небесной битве против темных сородичей. Храбрые воители отдали свои жизни, чтобы изгнать охотников за рабами, но этот поступок оставил их народ без вождей среди ужасного опустошения, оставленного природными бедствиями. И поэтому те путники, что отправились на север, чтобы найти Мировой Храм, поначалу представляли собой идущую вразброд толпу, что состояла в основном из юных и старых, немощных и малодушных.
Сначала они искали совета у Сардон Тир Ланиэль. Она была высока, спину ее не согнули многие прожитые зимы, и волосы все еще хранили цвет спелого зерна. Полвека назад она была защитницей племени и миропевицей, чем заслужила большой почет клана, поэтому было естественно, что они решили сделать ее своим лидером в это тяжелое время. Единственное, что смогла придумать Сардон — это отправиться в путь к Мировому Храму и попросить там помощи. Поначалу она хотела пойти одна, но другие выжившие не желали и слышать об этом: они говорили, что призрачные тропы слишком опасны, чтобы по ним можно было ходить, и что сама земля пребывает в смятении. Огромные птерозавры отказывались летать, вьючные звери быстро слабели от насыщенного пеплом воздуха. Пеший поход к Мировому Храму занял бы месяцы. Полные страха экзодиты взвесили все эти возражения и многие другие, но никто не спорил, что путешествие необходимо, вопрос стоял лишь в том, кто пойдет. В конце концов весь клан, все, кто от него остался, просто собрали свои скудные пожитки и присоединились к Сардон, идя на север.
Великие леса Лилеатанира горели, как факелы, в его богатом кислородом воздухе. Вдали, над южным и восточным горизонтом, небо продолжало озарять зловещее свечение отдаленных пожаров. На протяжении всего похода они видели эти огни, но те регионы, через которые они проходили, были уже мертвы и остывали. Во многих местах все еще вздымались задевающие облака стволы могучих деревьев, словно города из почерневших башен, в других яростные подземные толчки с корнями выворотили сотни лесных гигантов, превратив леса в непроходимые лабиринты из обугленной древесины. На всем лежали толстые наносы серого пепла, заглушая любые звуки, и каждый шаг поднимал в воздух удушливые облака. Периодически путникам приходилось огибать трясущиеся разломы в земле или медлительные потоки лавы, ползущие от множества молодых вулканов, поднимающихся по всему миру.
На одиннадцатый день они встретили других выживших. Это были члены болотных кланов, которые прятались в подземных оплотах, пока дрожь земли не выгнала их на поверхность, и мир предстал перед ними преображенным. Дни переходили в недели, и они находили других уцелевших, или те находили их. Поодиночке или малыми группами, день за днем они присоединялись к их походу — шокированные, смятенные, все более и более истощенные. Клан озер принимал их всех и заботился о них, как только мог, хотя у них осталось совсем немного драгоценных припасов. Помимо неоскудевающего притока выживших собратьев, они не встречали на своем пути практически никаких иных живых существ — все создания, способные передвигаться, давно уже сбежали, а кости остальных присоединились к черным погребальным кострам выгоревших лесов.
Во время катастрофы небеса скрылись под толстым слоем зловещих туч, и температура уже начала падать. Солнце теперь было видно только на закате и рассвете, выглядело оно красным и распухшим и лишь ненадолго появлялось из-под сплошного покрывала облаков. Поначалу холод смягчался за счет неспособного уйти сквозь тучи тепла от лесных пожаров и вулканов, которое создавало пагубные, пахнущие костром ветра, но теперь огонь отступил на юг и на запад и больше не согревал путников. Через три недели после начала похода утренняя роса осела инеем, принеся долгожданное облегчение от вездесущего пепла. Примерно с сорокового дня они стали временами видеть снег. Это были настоящие кристаллы замерзшей воды, совершенно непохожие на хлопья оседающего пепла, которые стали привычной деталью их ежедневных невзгод. Через несколько ночей начали умирать первые путешественники: пробирающая до костей стужа и постоянное недоедание взимали свою дань. Дорогу на север теперь отмечали маленькие одинокие пирамиды из камней, наваленных над телами тех, кто погиб за ночь.
Некоторые забросили путешествие, откололись и ушли искать свой собственный путь и бороться за новую жизнь с миром, который столь внезапно обернулся их врагом. На смену им приходили новые, и их становилось все больше, пока наконец тоненький ручеек жителей озер не превратился в смешанный поток многих кланов, а затем в целое море выживших племен Лилеатанира. Большую часть путников, судя по всему, вело желание держаться вместе и убедиться, что они по-прежнему часть чего-то большего. Все жаждали понять, что произошло с их миром. Некоторые хотели отыскать способ отомстить тем, кто был в этом повинен. В определенный момент их странствие стало больше походить на паломничество, в котором обычно разрозненные кланы Лилеатанира объединились против общего врага. И вот тогда Сардон начала ощущать страх.
Сардон, разумеется, верила, что путешествие обрело более возвышенное значение для ее народа, но с течением недель она все больше и больше боялась того, что могла обнаружить в священной горе. Она по-прежнему чувствовала связь с мировым духом, витающую где-то на краю ее сознания. Присутствие, которое она ощущала с самого детства, но не такое, каким она его помнила. Совокупная сущность мирового духа имела множество различных аспектов; он мог быть игривым, заботливым, охраняющим, мудрым, но в любом случае его присутствие было благим и служило для всех постоянным источником радости и уверенности. Теперь все изменилось. На задворках ее разума бурлила и извивалась змеей примитивная ярость — свирепая, негативная, разрушительная, внушающая ужас. Все экзодиты чувствовали эту перемену, но никто не отваживался заговорить о ней. Все они лишь смотрели на Сардон умоляющими глазами, как будто она каким-то чудесным образом могла излечить неизлечимое и вернуть мир на прежний путь.