7. Прадед, дед инноватора и Сидорчук
Мой прадед был очень уважаемым человеком. И за достижения в годы гражданской войны, и за то, что в Отечественную работал с Калашниковым. Ну и, само собой, за научные достижения. И творческие. Это отдельный разговор. Он виртуозно играл на балалайке и гармошке. Сам сочинил несколько хороших песен, которые сейчас считают народными. Например, гимн машиностроителей Урала или баллада об автомате, который объединяет борцов за коммунизм всех стран.
Прадед был вхож в самые высокие кабинеты в Москве, а про область или город я вообще не говорю. Поэтому, когда мой дед – молодой аспирант, поделился со своим отцом, моим прадедом идеей приспособить новый полимер – пластик, полиэтилен под трубы на передачу воды, да что воды– и нефти, и газа тоже, то прадед Егор Никитич Шлыков без труда оказался вместе со своим сыном, моим дедом Иваном Егоровичем в кабинете большого начальника Совнархоза Свердловской области на проспекте, понятное дело, в то время проспекты все его имени были, Ленина, дом 51. И фамилия этого начальника, дед ее навсегда запомнил, была именно Сидорчук.
Сидорчук был ростом невысок, коренаст, с идеально выбритой головой и такой же идеальной биографией. На Хрущева был, в общем, похож. Двойник. А прадед Хрущева очень уважал и был большим почитателем кукурузы, вымоченной в молоке и запеченной с дымком, в початке, на углях. Сидорчук встретил научную династию Шлыковых очень радушно:
– Ну кто бы мог подумать. Сам Егор Никитич у меня. Эх, как там в твоей балладе про автомат?
Сидорчук закатил глаза и затянул, обнимая прадеда:
– Знает Днепр, знает Дунай,
И ты мой товарищ тоже знааай
И не одна знает страннааааа
что есть друг у него на все временаааа
Автомат, автомат как сплела нас судьба!
Прервавшись, протянул руку и к моему деду, сыну прадеда :
– Подрастает молодежь. Весь в тебя, Егор Никитич. И, наверняка, башковит. Ну, с чем пришла гордость Урала?
Мой дед начал рассказывать – и про полимер, и про полиэтилен, и про нефть, газ и воду. И про то, сколько денег это приспособление принесет всему Советскому Союзу.
Сидорчук слушал и менял цвет лица с зеленого на бордовый и обратно. После слов полиэтилен и нефть он прервал деда криком :
– Стой! Приспособа, говоришь??? Думаешь, у меня ее нет???
Сидорчук метнулся к письменному столу. В одной руке его неожиданно оказался наган с надписью "За личную преданность. От товарища Берии". В другой – полиэтиленовый пакет с надписью MARLBORO.
Он снова заорал:
– Ишь, что удумали! Знаю я, что такое целлофан ваш. Вот, товарищи японские подарили. И в эти, блять, гондоны, наше народное достояние??? Воду, блять, нефть??? Ах, ты ж япона мать!!!
Он направил наган на деда и орал, брызгая слюной:
– Ах вы, недобитки вражеские! Что удумали! Ладно, отец твой из ума выживает, песни какие-то пишет. А ты куда? Приспособа хренова!
Сидорчук снял предохранитель, передернул затвор и начал палить в моего прадеда и деда:
– А это моя приспособа, для того чтоб оберегать социалистическое добро! Вот товарищ Берия был бы жив! Я вас в этом самом кабинете, без суда и следствия, положил бы. Мне бы еще орден дали.
Кабинет наполнился дымом. К счастью, двойник Хрущева стрелял холостыми.
Прадеду было уже под семьдесят, но, по словам деда, сила в его руках была неимоверная. Он подбежал к визжащему, топающему ногами Сидорчуку. И просто несколько раз ударил его по голове рукой, как будто молотком гвозди заколачивал. Контрольный удар был наганом.
В общем, конец у этой истории был печальным для всех: Сидорчука чуть из партии не исключили. Оттепель была, как никак, хрущевская. Он хоть остался и в партии, и в Совнархозе, но прадед ему правда ему что-то повредил, отчего голова всегда была втянута в плечи, а походка напоминала походку пингвина. Прадед перестал писать песни и баллады. Дед получил на всю жизнь кличку ПРИСПОСОБА, хотя приспособить трубы из полиэтилена вместо железных на всю жизнь осталось его единственным и главным инноваторством. Бросил аспирантуру и пошел на завод. Он просто был хорошим инженером сначала обычным, потом главным и отказался вступать и в партию, и в Общество рационализаторов и изобретателей. В СССР продолжали биться за металл и мечтали 30 лет ходить с пакетом Marlboro в театр и за картошкой. Японцы первыми перешли на полиэтиленовые трубы. По которым сейчас и у нас передается любое капиталистическое богатство, когда-то бывшее народным.