Глава 10 Любовь и принципы
Мне это сулило одно — возможность увидеться с Лалулией. После моего возвращения за ней неотступно следовал старик. И несколько коротких встреч в обществе посторонних не позволили нам насладиться обществом друг друга. Я не знал, как устроить свидание. Послать своего слугу я не мог. Связь с прислугой из дома маркизы тоже была невозможна. Она предупрежала меня, чтобы я никогда не делал этого. Лалу не доверяет никому — особенно своей горничной.
Но к счастью, в Мэриэге имелась Болтливая стена. Я не слишком верил ее посланиям, но взял за обыкновение изучать все, что на ней находится. И пока я ломал голову, как устроить нашу встречу, на Болтливой стене появился обрывок знакомой ленты, с вышивкой, которую я сам дарил маркизе и нацарапанный рядом рисунок. Три огромных дерева с цифрой 12 ясно указывали на место и время встречи. Храм Духа Садов — подходящее место, для свидания. После того, как начались преследования старых культов, люди не спешат открыто приходить в такие места. Они делаеют это украдкой. Жрецам некоторых храмов удалось договориться с Мироладом Валенсием, что если они не будут устраивать службы, то эти старые храмы могут пока оставаться в их владении, как место для жилья жрецов. Если речь шла не о хороших зданиях, разумеется.
Я в ужасном нетерпении, приехав за час до встречи, кружил неподалеку от храма, высматривая с дороги знакомый силуэт.
Она чуточку задержалась. Блестящее синее платье для верховой езды, тонкая вуаль и волосы, переплетенные золотыми цепочками — все изысканно и красиво. От нее перехватывало дыхание! Она принесла с собой аромат вечной жественности и очарования.
— На мое счастье горничая слегла с расстройством желудка, но она что-то заподозрила, — скороговоркой сказала маркиза, и щеки ее горели от возбуждения.
Я помог Лалулии спуститься на землю и прижал ее к себе.
Мы впервые встретились по-настоящему тайно. Никто кроме нас не знал об этом. Даже баронесса Товуд. Я обнимал желанную и влюбленную женщину в тени роскошных мафлор, неподалеку от храма Духа садов. Это волновало и искушало.
— Льен, я счастлива увидеть тебя живым и невридимым после этой анатолийской войны!
— Знаю!
По ее взволнованному лицу я видел, что она хочет и не решается мне что-то сказать.
— Мой муж…уехал. Какое-то время я поживу в доме у баронессы Товуд. Я буду располагать относительной свободой, и мы могли бы с тобой видеться в каком-нибудь надежном месте. Если ты хочешь этого.
Она потянулась ко мне. И в ее глазах было нечто большее, чем прежде. Взгляд истосковавшейся по любви женщины.
Хотя, что в этом необычного! Что она видела? Против воли ее выдали замуж за мерзкого старика, который на беду оказался состоятельным в постели. Насилие, самое заурядное узаконенное насилие — вот, что она знала о любви!
Неудивительно, что ее так тянуло ко мне. Я мрачно подумал о том, что лучшим исходом для Лалу, пожалуй, было отправить своего старика на тот свет с помощью какой-нибудь отравы. Чего еще могла желать в тайных мечтах женщина, которую с регулярной настойчивостью берут силой?
Но я уже кое-что понял о ней. Кроме того, что она была безнадежно добра и чувствительна, Лалу обладала особой религиозностью. Она тайно веровала в старых богов, терпимо принимала дарбоизм, считая, что высшие силы управляют ее судьбой. Нашу встречу она тоже приписала их воле. Согласно верованиям в Миринику, убийство было тягчайшим грехом. И я устыдился своих черных мыслей. Вряд ли я смог бы любить женщину, хладнокровно подсыпающую яд в вино своему мужу. Но вот теперь что-то изменилось в ней. Она захотела побороться за свою любовь, она решилась получить ее тайно и ясно давала мне понять, что хочет других, более близких отношений со мной.
Это сводило с ума, обжигало. Но под сенью величавых деревьев, возле старого храма я все еще оставался наивным глупцом, юношей с обманчивыми идеалами. По моему, искаженному воспитанием мнению, я должен был добыть ее в честном бою, а не брать украдкой, как вор, таясь и прячась. Больше всего я жалел о том, что Фэту не был молодым, полным сил человеком — тогда я безо всяких колебаний мог вызвать его на поединок и убить. Никто бы не обвинил меня в расчетливом убийстве. Но я все еще верил, что судьба даст мне шанс. Старик мог умереть и естественной смертью. И я ответил ей таким же красноречивым взглядом. Я просил ее подождать.