— Рантцерг, вы сошли с ума, — белея от бешенства, сказал я, и, резко повернувшись, пошел прочь.
Можно было многое вытерпеть: малодушие принца, предательство Кафирии, но нестерпимее всего была мысль о том, что Рантцерг, наблариец Рантцерг, обращается ко мне как к сэллу! Он смеет предлагать мне работать на него!
Чтобы там ни было в его прошлом: графство и положение, теперь он все равно навсегда останется Черным бароном! В городе, где проживает шваль и мразь. И он первый указал мне мое новое место!
Я, полный самых дурных предчувствий, вернулся домой, а там меня уже ждал человек из дворца.
Он передал мне конверт, скрепленный печатью королевской канцелярии.
Я вскрыл его и стал читать.
'Граф Улон, Вам надлежит явиться завтра в час Белой лошади в Красный зал Дори-Ден, в полном рыцарском облачении.
Где будет произведена над вами рыцарская казнь.
Ваше отсутствие в силу любых причин будет рассматриваться как неуважение королю и измена. За что последует более суровое наказание'.
Послание это было подобно ведру холодной воды, вылитой на мю голову.
Так вот, о чем знал наблариец! Что означает рыцарская казнь, я знал. Меня лишат титула, дворянского звания, я стану изгоем!
Король жаждал расправы, и ритуальная жертва была выбрана. Король проявил милосердие! Казнь, заключение в крепости — все это скучно! Он выбрал более изощренный способ мести.
Потрясение, вызванное тем, что мне грозит, на какое-то время лишило меня способности здраво рассуждать. Оно меня вообще лишило способности рассуждать. Я впал в свое рода состояние полной прострации, словно она помогала мне отгородиться от моих переживаний.
Я отчетливо помню день, назначенный для 'казни', как мне было приказано явиться и я явился, ловя повсюду насмешливые и презрительные взоры, кое-где мелькали и сочувствующие, но они, словно, холодный ветер скользили по мне, не вызывая в тот момент никаких чувств.
Меня провели в Красный Зал, с одной стороны — заседали король, рыцари и оруженосцы, герольдмейстер, герольды и их помощники, на другой — было приготовлено возвышение. Мне было приказано подняться туда. Я был в полном вооружении.
Когда ноги коснулись этого помоста, чувство отчаянного протеста охватило меня. Несправедливость которая должна была совершиться надо мной возмутила мой подавленный разум.
'Нет! Этого не будет-закричал внутри меня яростный и отчаянный человек. — Что будет в твоей жизни после этой казни, кем станешь ты, дворняниин, воин? Жизнь полная позора по милости людей недостойных судить тебя. Коварство короля, малодушие принца — и я никто?! Нет. Нет. Этого не будет.
Лицо мое побелело и я понял, что именно сейчас предоставляется шанс изменить ход моей судьбы, ход истории. Вот он мой враг, в пределах моей досягаемости. Он, пославший Наденци убить моего отца, он отобравший у меня Лалулию, он…по вине которого погибли Паркара и Влару. Он заплатит за все. Меч еще был при мне. Было время.
Герольдмейстер начал зачитывать высоким и пронзительным голосом прокламацию о лишении меня всех прав, титулов и рыцарского звания.
И этих минут мне хватило на смерть и спасение. Убийство короля привело бы меня только к одному финалу — на плаху. Но я уже был готов к этому исходу. Терять то все равно теперь нечего, потому что я осознал, что жизнь, лишенная чести, не имеет смысла. Но когда созрело это самоубийственное решение, ко мне нежданно пришло спасение. Среди холодных, презрительных лиц появилось нечто знакомое и чудесное. То, чему я поверил.
По белому камню камина пробежал огненный зверь. Саламандра! Она обернулась женщиной и, в упор глядя мне в глаза, прошептала: 'Нет'!
Вдруг я увидел нечто страшное. Король Ларотума мертв. А вот погибаю я. Но не один. А в компании Брисота и Караэло. Герцог Сенбакидо и Родрико тоже мертвы.
— Ты видишь? — шепчет мне саламандра, — так будет. Не тронь короля.
Что за наваждение!
'Уйди, — сказал я ей зло сквозь зубы. — Уйди'.
'Ты должен жить. Должен'!- шептала мне саламандра, и от ее шепота веяло не жаром, а холодом. Мозг мой совсем отуманился. И я потерял ценные секунды, пока оружие находилось еще в моих руках.
Я понял, что не смогу поставить жизнь моих друзей на карту. А я отлично знал, что с ними произойдет, когда я осуществлю свое намерение.
'…в виду недостойного дворянина поведения — неуважении к его величеству, тайных действиях, направленных против законной власти и аморального поведения',- продолжал герольдмейстер. 'Интересно: в чем это выражалось?'- вяло думал я, пока происходило 'представление'.