– Тогда будем считать, что данное обсуждение ставит своей целью прояснить некоторые нюансы и оттенки. Мы просто хотим немного лучше понять, что же тогда произошло. Я уверен, что вы должны отнестись к этому с пониманием.
– Хорошо.
– Мне бы хотелось более подробно услышать о том, как вы оказались в доме, в котором погибли братья Монро. Ченнинг Шоур на тот момент числилась пропавшей уже около полутора суток. Верно?
– Сорок часов.
– Простите?
– Не около полутора суток. Сорок часов.
– И полиция активно участвовала в поисках?
– Были предположения, что она просто сбежала из дому, – но да. У нас имелось ее описание, и нас привлекли по полной программе. Ее родители приехали в отдел. Они очень беспокоились.
– И публично пообещали вознаграждение?
– И еще выступили по местному телевидению. Они были очень убедительны.
– А вы сами считали, что она просто сбежала?
– Я считала, что ее похитили.
– На основе какой информации? – спросил Марш.
– Я пообщалась с ее родителями и побывала у нее дома, в ее комнате. Опросила друзей, учителей, воспитателей. Никаких признаков злоупотребления алкоголем или наркотиками. Ее родители, конечно, не идеал, но тоже ничем не злоупотребляют. Молодого человека у нее не было, ничего необычного в ее компьютере тоже не нашлось. Она собиралась поступать в колледж. Это был совершенно нормальный, психически устойчивый ребенок.
– И это было единственное основание для подобного суждения?
– У нее было розовое постельное белье.
– Розовое постельное белье?
– Да, розовое. Плюшевые зверюшки. – Элизабет откинулась на спинку стула. – В жизни беглецов обычно не бывает ничего розового, мягкого и пушистого.
Гамильтон так уставился на Элизабет, словно она сказала какую-то непристойность. Марш поерзал на стуле.
– И через какое-то время Ченнинг обнаружили в подвале заброшенного жилого дома на Пенелоуп-стрит.
– Да.
– Как бы вы описали этот район?
– Гадюшник.
– Опасный?
– Да, недавно там было несколько перестрелок.
– А убийств?
– Тоже было дело.
Марш подался вперед.
– Почему вы зашли в этот дом в одиночку? Где на тот момент находился ваш напарник?
– Я уже это объясняла.
– Объясните еще раз.
– Было уже поздно. Мы занимались поисками Ченнинг Шоур с пяти утра. Очень устали. Бекетт поехал домой принять душ и немного поспать. Я решила выпить кофе и перехватить чего-нибудь в закусочной для автомобилистов. Мы договорились встретиться снова в пять на следующее утро.
– Продолжайте.
– Я получила по радио вызов от диспетчера – меня попросили проверить сообщение о какой-то подозрительной деятельности в заброшенном доме на Пенелоуп-стрит. В сообщении отмечалось, что в подвале что-то происходит, вроде как слышны крики. В другой ситуации я не стала бы принимать такой вызов, но ночка выдалась тяжкая. Наши буквально разрывались на части.
– Как это, разрывались на части?
– В тот день закрылась аккумуляторная фабрика – город потерял три сотни рабочих мест, хотя ему и трех-то терять не по карману. Начался бунт. Жгли машины. Народ рассвирепел. Полиции пришлось распылять ресурсы.
– Где находился в тот момент детектив Бекетт?
– Он человек женатый, у него дети. Ему нужно было время.
– Итак, вы отправились совсем одна в опасный район, а потом – в дом, из которого, согласно сообщению диспетчера, слышались крики?
– Совершенно верно.
– И не вызвали подкрепление?
– Нет.
– Это нормальный порядок действий?
– Так и день был не совсем нормальный.
Марш побарабанил пальцами по столу.
– Вы выпивали?
– Этот вопрос оскорбителен.
Марш двинул по столу листок бумаги.
– Вот рапорт о происшествии, составленный вашим непосредственным начальником. – Он бросил взгляд на Дайера. – Тут говорится, что после стрельбы вы были дезориентированы. Временами вообще ни на что не реагировали.
Элизабет на секунду будто вновь перенеслась в тот момент, о котором шла речь. Она сидит на бордюре возле заброшенного дома. Ченнинг уже поместили в «скорую», закутанную в одеяло, в полном ступоре. Руки Дайера лежат на плечах Элизабет. «Ну поговори со мной, – повторяет он. – Ну Лиз!» Его глаза то проявляются, то исчезают опять. «Господи, – произносит он, – да что же тут такое творится?!»
– Я не выпивала. И не была выпивши.
Марш откинулся на спинку, внимательно изучая ее лицо.
– У вас вообще слабость к детям и подросткам.
– Это вопрос?
– Особенно к тем, которые беспомощны и которых каким-то образом обижают. Это отражено в вашем личном деле. Люди в управлении в курсе. Вы очень остро реагируете, когда молодежь попадает в беду. Конфликтуете с властями, часто прибегаете к силе. – Марш подался вперед. – Чувствуете какую-то связь с теми, кто мал, юн и не способен постоять за себя.