– зеленее. Должно быть ее бой-френд, гранж-рокер, снова ее бросил.
– Особенно, когда они в группе, – она практически орет.
Пенелопа встает. Я отступаю еще немного.
– Потому что вы все одинаковые, вы бесчувственные придурки! – Риса указывает пальцем
на меня.
Смех нарастает в моих легких. Я не могу справиться. У этой девчонки, несомненно,
будущее в театре.
– Мне нравятся туристические автобусы, – говорит она, указывая на себя, – я знаю все
тексты песен!
– Беги, – говоря ртом без звука Пенелопе.
Она слушает меня.
Следую прямо за ней, и как только я перебегаю передней двор Файнелов, знакомый звук
слышится у меня в ушах, и я холодею. Пенелопа достаточно умна и, не останавливаясь,
вбегает на крыльцо. Когда восемь разбрызгивателей появляются из земли, я попадаюсь
прямо на середине двора, и ледяная вода выстреливает в воздух и летит в мою сторону.
Я слышу его дьявольский смех прежде, чем вижу Уэйна позади водного крана, он стоит,
скрестив руки на груди.
Без сомнений, он смеется из-под своих усов.
***
Запах скунса сочится из комнаты Рисы и проникает тонкой струйкой в коридор, и музыка
долбит из динамиков так сильно, что весь дом вибрирует. Мама у двери Рисы, вся в
сомнениях что сделать: покрутить ручку ее двери или толкнуть дверь ладонью. Отец
стоит сзади, толкает очки вверх на нос, тяжело дыша.
– Солнышко, пусти меня. Давай поговорим об этом, – говорит мама таким спокойным
тоном, как море в летнюю погоду. – Сделай одолжение, милая. Убери скорее ладан, пока
соседи ничего не почуяли.
С мокрыми волосами, пахнущий мылом, я прохожу мимо своей семьи прямиком в свою
спальню в конце коридора.
– В море полным-полно другой рыбы, Риса! – стараясь перекричать барабанное соло
говорит мама. – Джереми, кстати, всегда пах бензином и маслом пачули.
Слышится громкий треск и ужасная гитарная музыка затихает, заменяя истерический
голос сестры.
– Он пах любовью!
– Тебе всего лишь семнадцать. Что ты можешь знать о любви? – дантист слегка повышает
свой голос. Его очки скользят вниз по переносице заостренного носа.
– Я знаю, что было между мной и Джереми – эта была любовь! – кричит Риса. – Сильная,
сильная любовь.
Отец сжимает губы и чешет затылок.
– А я думал, его звали Элвис.
Мама округляет глаза и трясет головой.
– Это был предыдущий бой-френд, Тим.
Мой отец пожимает плечами.
– Ты даже не знаешь меня! – визжит Риса прежде, чем музыка снова начинает сотрясать
дом.
Чувствуя себя в безопасности в четырех стенах своей комнаты, я бросаю грязную одежду
за шкаф и спешу к окну. Солнце село, окрасив небеса в пурпурное и синее, а тротуары
заливает лунный свет. Когда я поднимаю створку окна, прохладный воздух врывается в
комнату, жаля обгоревшую за день кожу.
Фиолетовые занавески Пенелопы задернуты, но оранжевый свет льется сквозь просвет. Ее
тень проходит мимо окна пару раз, даря надежду, но спустя тридцать минут, я чувствую
себя странным ребенком, смотрящим в сторону соседского дома.
Хватаю свою записную книжку и маркер с тумбочки, обуваюсь и выхожу из комнаты.
Мои родители все еще ведут переговоры с Рисой, поэтому мне ничего не стоит
прошмыгнуть мимо и выйти из дома без расспросов. Идя на свет уличных фонарей, я
царапаю сообщение, которое Пенелопа не пожелала прочитать у окна и поднимаюсь по
ступенькам соседей. Я держу письмо у своего неугомонного сердца и стучу.
– Позднее время для визитов, парень! – отвечает Уэйн.
Желание нарисовать ему на лице черной ручкой за то, что он специально включил
разбрызгиватели, очень велико. Моя рука художника подергивается, но я решаю
придерживаться плана и зову Пен.
Громко топая и ворча себе под нос о плохих намерениях, «водный Нацист» поднимается
по ступеням в комнату дочери.
– Этот чудак-парень здесь, – говорит он. – Я не хочу, что бы ты с ним слонялась, когда
вокруг нет взрослых. Самих Декеров, я в расчет не беру тоже.
– Пап, – скулит Пен, – хватит уже.
– Он даже не знает, как писать грамотно. Ты лучше его, – продолжает он.
Я разворачиваю свое письмо и понимаю, что в спешке спасти дружбу, я перепутал букву.
Я быстренько зачеркиваю и пытаюсь втиснуть верное слово рядом, как Пенелопа
появляется на лестнице.
«МНЕ ОЧЕНЬ ЖАЛЬ, ЧТО Я ИГНАРИРОВАЛ ИГНОРИРОВАЛ ТЕБЯ»
И улыбка, что затмила белизной саму луну, показывается на ее лице, поцелованным