– Всегда найдется кто-то, который обязательно устроит это в первый день школы, –
говорит он, толкая меня на деревянный стул перед дверью с табличкой «Директор».
Кабинет администрации высшей школы небольшой, полностью загруженный снующими
туда-сюда школьниками, желающими изменить свое расписание и учителями, с
бумажными стаканчиками из которых пахнет несвежим кофе и зажатыми папками под
мышкой, жалующимися на новый учебный год.
Я наблюдаю за входом как ястреб, ожидая, что сейчас с большей вероятностью ворвется
тот самый преподаватель, о груди, чьей дочери, я не могу перестать думать. Не теперь,
когда я ее заметил.
– Парень! – кричит Уэйн, шагая, как я и предполагал, позади своей дочери и ее нового
поклонника.
Смотря в пол, мне слишком стыдно, что бы смотреть в лицо Пенелопе или ее отцу,
особенно когда Пен начинает смеяться.
– Ничего нет ненормального в том, что бы защитить честь девушки, – вещает Тренер
Файнел. Его спортивные ботинки появляются в поле моего зрения. – Расскажи, что
произошло.
Я трясу головой, но все же поднимаю на него глаза. Он держит пакет М&М′s и все, что я
могу видеть, это желтая упаковка.
– У Пенелопы есть грудь, – бормочу я.
– А-а? Говори яснее, парень. Я ничего не понимаю.
Та самая девочка, которую я ужасно хочу поцеловать снова, стоит позади своего отца с
кривой улыбкой на губах, и мои глаза опускаются с губ на ее круглую грудь.
И я просто говорю это.
– У Пенелопы есть грудь!
Глава 10
Диллон
– Мы должны поговорить, – говорит отец, кладя обе руки на стол. – И я буду с тобой
откровенен.
Сидя напротив отца в его кабинете, я закидываю голову назад и смотрю вверх на
встроенный в потолок вентилятор, который кружит и кружит, кружит и кружит без
устали; позолоченная цепочка включения механизма звякает по стеклянной лампочке.
Прохладный, крутящийся воздух освежает мое разгоряченное лицо. Сегодня суббота и мы
с Пенелопой провели весь день в постройке песчаных замков на пляже и поедании
черничных ледяных рожков.
– Я не хочу занимать слишком много твоего времени сын, но мама получила очень
интересный звонок по телефону, пока ты был на пляже с девочкой Файнелов. После ээм, –
он кашляет, – того не простого случая в первый день школы, становится ясно, я слишком
долго откладывал этот урок.
– Что? – я выпрямляюсь и с вниманием смотрю на него.
Отец двигает свои очки в серебряной оправе глубже на нос и прочищает горло.
– Так... кто-то сегодня видел, как ты поцеловал Пен и позвонил нам, чтобы мы были в
курсе.
– О! – вжавшись в свой стул, я глотаю готовое выпрыгнуть из горла сердце, и перевожу
взгляд на ноги.
– На следующей недели тебя исполняется четырнадцать, поэтому то, через что ты сейчас
проходишь абсолютно нормально. У меня было, то же самое, в твоем возрасте.
Мои щеки горят обжигающе-красным.
– Я хочу извиниться перед тобой, если ты чувствуешь себя одиноким в этих изменениях,
Диллон. Мы с мамой всегда здесь для тебя, и я более чем уверен, что Риса может ответить
на любой твой вопрос касательно тела, если тебе неудобно или не комфортно обращаться
к нам. Она девочка, но она очень хорошая сестра и прошла свой пубертатный период в
раннем возрасте, кстати говоря.
Кажется, «Дантист» впал в небытие, выражение лица стало пустым, а его мысли сейчас
где-то далеко. Как будто он заново переживает тот неловкий случай, когда он оказался
совершенно беспомощным, когда у моей сестры впервые пришли месячные.
– Папа, все ок. Мы можем не разговаривать на эту тему, – говорю я, готовый слинять из
комнаты.
Он наклоняется ко мне, опрокидывая карандашницу в форме резца. Желто-оранжевые
карандаши номер два вылетают и катятся к краю стола. Глядя на меня через стекла очков,
мой отец делает знак приблизиться к нему.
– У тебя уже начали расти волосы в странных, как тебе может показаться, местах? –
шепчет он, как будто кто-то кроме нас может это услышать.
Схватившись за деревянные ручки кресла, я закрываю глаза и мечтаю полностью слиться
с коричневой кожей в трещинках. Жар распространяется по щекам, ползет вниз на шею,
ниже по локтям и затаивается в кончиках пальцев.
Только на прошлой неделе Пенелопа подняла свою руку передо мной и Рисой и, указав на
подмышечную впадину, рассмеявшись, сказала:
– У меня наверное, никогда не вырастет достаточно для бритья.