сжимает ее.
– Больно же, – кричу я, пытаясь дотянуться до деревянной спинки кровати в изголовье,
прежде чем она окончательно поднимает меня. – Хватит.
– Скажи, где больно, – вопрошает леди, которая носила меня в своем животе девять
месяцев, и слезы катятся с ее круглого лица. Она не прекращает попытки стащить меня с
единственной вещи в этом доме, от которой мне комфортно.
Мои ноги достигают ковра, и пальцы соскальзывают со спинки кровати. Я впиваюсь
ногтями в руку матери, когда полностью съезжаю с матраца. Кричу до той поры, пока вся
комната не начинает трястись, и страх того, что нужно ее покинуть, разрывает мне сердце.
– Да везде! – кричу я. – Мне везде больно.
Я падаю на попу и использую вес своего тела, чтобы задержаться на полу, крича и
брыкаясь, не желая идти куда-либо. Бессилие тянет мою голову назад, и я пытаюсь
укусить маму за пальцы, пока она тащит меня по полу за шиворот пижамы.
– Пожалуйста, мама, пожалуйста. Ты не знаешь как мне ужасно, – говорю я, давясь
словами, давясь этой жизнью.
Она не отвечает, пытаясь поднять меня в коридоре, где я плотно упираюсь в стены,
сшибая школьные фотографии в рамках, свадебные снимки и деревянное распятие. Мои
грязные волосы прилипли как попало к мокрому от слез лицу, а подушечки пальцев болят
от ударов по стенным карнизам. Грубое хлопковое волокно врезается в мое горло и меня
вталкивают в ванну. Вода в душе уже бежит и небольшое пространство ванной комнаты
все в пару.
– Успокойся, Пенелопа, – нежно шепчет мама, подпирая меня сзади и подталкивая к
раковине. Она обнимает меня, прижимаясь телом, крепко удерживая, чтобы я не
развалилась на куски.
Я трясу головой вперед-назад, плотно сжав зубы, всей душой ненавидя каждое ее
прикосновение, хотя они помогают немного облегчить боль.
– Я не могу дышать, – говорю я, втягивая воздух, который никак не может пробиться в
мои легкие через рот.
Мои губы дрожат. Подушечки пальцев онемели. Перед глазами плавают пятна.
– Я умираю, – говорю я, чувствуя, как сильно бьется сердце, будто сейчас взорвется и
выпрыгнет из груди.
– Да нет же, малышка, – уверяет она, добираясь до задней части пижамы и кладя ладонь
на голое тело. Она растирает спину руками, нашептывая мне в ухо, как сильно она меня
любит. – Я бы никогда не позволила тебе умереть.
Мама помогает мне подняться в ванную и лезет туда же за мной, не снимая одежды.
Заботливо прижимает меня к своей мягкой груди, отодвигая мои мокрые волосы с лица и
шеи. Мои рыдания успокаиваются и превращаются в икоту и дрожащие вздохи, а теплая
вода понемногу «размораживает» пальцы ног и рук. Пока мы сидим под проливным
душем, моя мамуля снова и снова говорит мне, что все будет хорошо.
– Так будет не всегда, Пен.
Я ей не верю.
***
Защищенная парой солнцезащитных очков с зелеными стеклами, с волосами влажными у
корней и почти сухими на кончиках, и желудком, болящим, от принятой пищи впервые за
несколько дней, я жду. Мы с мамой простояли под бегущей водой, пока не замерзли, а
когда вышли из ванной, она не позволила мне вернуться в комнату. Отрезанная от одного
безопасного места, я жду другого, который скоро вернется домой со школы.
Сижу босая, на крыльце Декеров, ловлю солоноватый воздух, доносящийся с океана,
который всего лишь в паре кварталов отсюда. Листья на деревьях начали менять окраску
на желтую с первым холодным ветром. Теплое солнце конца сентября ласкает мою
чистую, пахнущую кокосом кожу. Чувство такое, будто я застряла в плотном пузыре, и
смотрю на окружающую действительность оттуда. Но я не чешусь в панике, и мое сердце
бьется в нормальном ритме.
Отец не позволяет мне пить лекарства, которые мне прописали, но мама говорит, что если
пить не часто – то не страшно.
– Это будет секрет, договорились? – говорит она прежде, чем я кладу белую таблеточку на
кончик языка.
Когда очертание фигуры единственного мальчика, который так много значит для меня,
появляется в конце улицы, я прикрываю яркие солнечные лучи рукой, чтобы видеть, как
он идет ко мне.
Пульс начинает учащаться.
Когда я ставлю ступню на деревянную ступеньку, сухое дерево раскалывается и впивается
в мою мягкую кожу. Я встаю, чтобы он смог меня увидеть, поднимаю руку и интенсивно
машу, морщась от боли в теле, после последнего приступа и нескольких дней