одновременно опускаем наши ладони в сырой цемент и давим, пока они полностью не
скрываются в нем.
– Это так холодно! – смеюсь я
Потом мы поднимаем руки, чтобы посмотреть на то, как мы отметились в летнем
проекте тренера Файнела. Диллон встает и убегает, но я остаюсь и смотрю на наши
отпечатки, думая обо всем, что он сделал своими руками для меня. Эти руки держали
расческу, чтобы расчесать мои волосы, когда я не могла сделать это сама. Его ладони и
десять длинных пальцев, сжимали руль велосипеда и везли нас туда, куда мы желаем.
Костяшки пальцев, стучали в мою дверь каждое утро, несмотря на то, что мой отец
отрицательно относится к этому. Эти руки держали карандаш, которым пишутся записки
для меня.
Но лучшего всего, они держат мою руку.
– Эй, ты в порядке? – спрашивает подошедший Диллон. Его голос потерял свою
беззаботность, и улыбка и светлые глаза погасли.
Я улыбаюсь, надеясь, что озабоченность с его лица исчезнет.
–Я в порядке,– встаю на ноги и вытираю испачканные в цементе руки о джинсовые
шорты.
Диллон делает шаг ближе. В правой руке он держит небольшую сломанную ветку.
– Ты уверена? Потому что мы можем уйти отсюда.
Я качаю головой, стараясь, чтобы мой голос звучал увереннее.
– Все нормально.
Eго плечи заметно расслабляются, и на место возвращается улыбка, мгновенно освещая
его лицо.
– Твой папа будет недоволен, – говорит он, опускаясь на колени и ставя кончик палки в
бетон выше наших отпечатков. – Но какая, к черту, разница?
Диллон криво выводит наши имена над отпечатками рук, даты под ними, а затем он
рисует маленькое, кривобокое сердце между ними.
Его рука на моем плече, а моя, на его обнаженной потной пояснице, и мы с гордостью
смотрим на наш вклад в будущую пикник-зону Файнелов.
Потом, подходит сестра моего парня, вдруг толкает нас, и берет палочку. И, пока ее не
остановили, на нетронутой поверхности плиты, большими кривыми буквами выводит:
«РИСА НАПОЛНЕНА ТРАВКОЙ». И, швырнув палку через весь двор, словно героиня
идет домой.
Мы онемели и застыли в напряжении, не зная, как это исправить, тут отец появился с
другой стороны дома. Лицо отца красное от активных движений, а темные волосы вьются
от пота.
– Я работаю один, парень? Ты хочешь, чтобы я умер под этим солнцем? Это твой план –
убить меня и завладеть моей семьей?– в его тоне нотки юмора, и я думаю, что улыбка
спрятана в усах.
Затем он переводит взгляд на плиту.
– Парень! – рычит он. – Я оставил тебя без присмотра на пять минут, и ты все испортил!
Диллон убрал руку с моего плеча, и поднял обе, сдаваясь.
Он стоит с широко раскрытыми глазами полными извинения.
Я делаю несколько шагов назад, тайно надеясь, что они решат эту проблему между собой,
и в ожидании, когда отец увидит реальную проблему во второй надписи.
Тренер указывает на каракули и говорит:
– У тебя миленький почерк, парень
Диллон закатывает глаза.
– Риса наполнена травкой, – читает папа. Он стоит прямо, и фокусируется на заклятом
враге. – Какого черта это значит? Это какая-то реклама банды? Ты что, ее участник? Мне
стоит беспокоиться за безопасность своей дочери?
На этот раз я закатываю глаза.
– Я не делал этого,– восклицает Диллон, отступая назад, когда мой отец начинает на него
двигаться, – тут написано имя моей сестры.
Папа выглядит задумчивым.
– Мне показалось, что пахнуло травкой. Она в городе?
Диллон кивает.
– Только что вернулась.
Он думает, что я сидела на крыльце Декеров все утро одна?
– Мне лучше поговорить с вашими родителями.
Мой парень взмахивает руками.
– Делайте, что хотите.
Папа возвращается к своей испорченной работе.
– У меня есть еще один вопрос к тебе, парень.
– Какой?
– Почему между твоими отпечатками и отпечатками моей принцессы, сердце?
Диллон был прав. Волосы на груди моего отца выглядят так, будто они собираются
вытянуться и схватить его.
***
Лето закончилось, и тучи на небе окрашивают мир в те же серые тона, что и мое
настроение. Дождливым сентябрьским днем, я встречаю свое пятнадцатилетие вместе с
Диллоном, спрятавшись в лесу. Мы пропускаем торт и мороженое, и не возвращаемся
домой, пока на небе не появляются миллионы звезд, и месяц не начинает освещать дорогу.
Когда мы выходим из убежища деревьев, наши родители ходят с фонариками и кричат
наши имена.
– Уже утро. Я собирался звонить в полицию! – гневно кричит папа.
Наши семьи разделяют нас, загоняя по домам. Мама украсила кухню тем же плакатом «С