– Фраза «Джош Дарк» означает дилер, – говорит Кайл, ковыряя белой пластиковой
ложкой в чашке, с сомнительно выглядящими фруктами, которую выдают во всех школах.
Герб, Рыжая и я ждем его объяснений, но он продолжает жрать непонятные на вид
персики и груши.
– Какой именно дилер? Он раздает карты в покере? – спрашивает Матильда.
– Или связан с Изобразительным искусством? – добавляет Герб.
Кайл толкает свой поднос подальше и откидывается на спинку стула. Он переводит глаза
между мной и двумя другими занявшими стол.
– Мммм, ну нет, – говорит он тоном, говорящим, что мы идиоты, – он занимается
наркотиками.
В то время как Матильда задает вопросы Кайлу по той информации, которую он просто
сбросил на нас, все вокруг меня буквально останавливается. Удары собственного сердца
отдаются у меня в ушах, я потираю руками лицо и закрываю глаза, пока прилив ярости
бушующий в моей голове не прекращается, и я могу снова дышать.
– Вот она. Ди, не говори ей, что я сказал. Я не хочу, чтобы она злилась на меня, – Герб
жует свою пиццу, Матильда делает вид, что листает журнальчик, который она мгновенно
вытащила из сумки. Кайл скрещивает руки на груди и ждет шоу.
Пен и я никогда не ссорились, но я чувствую, что это произойдет сейчас.
Моя девушка прячет от меня лицо за занавесом из волос и за очками в зеленой оправе, но
мягко улыбается всем остальным. Прежде чем ей выдается шанс вытащить стул из-за
стола, я пинаю его ей. Она садится, не удосужившись поздороваться.
– Почему ты опять говорила с Джошем? – я сердитым тоном медленно спрашиваю ее.
Герберт кашляет.
– Он мой друг, – защищается она, насупившись.
И вот, просто так, Пен разбивает мое сердце.
Она не называет людей рядом с ней своими друзьями. Ей тяжело признаться в том, что
Герб, Матильда, и Кайл ее друзья, но она так легко признается, что Джошуа Дарк является
им?
Я резко отодвигаю свой стул с ужасным скрипом. Я встаю и ухожу от девушки, которую
люблю, потому что сейчас, я не могу спокойно смотреть на нее.
Мне нужно пространство.
Мне нужен воздух.
Я направляюсь в здание школы, где я знаю, могу побыть в покое некоторое время. Я
почувствовал облегчение, когда посмотрев через плечо увидел, что Пенелопа за мной не
последовала. В обед раздается звонок, и поскольку я был исключен с Истории наград,
после первого семестра из-за большого количества опозданий, прямо сейчас, у меня
базовый курс американской истории, в классе моей девушки.
Я не иду.
– Эй, ты,– говорит Пеппер Хилл, появившись из ниоткуда, – удивительно видеть тебя
здесь. Я думала, это мое секретное место.
Она лезет в сумочку за пачкой сигарет и засовывает оранжевый конец сигареты между
красными губами и поджигает ее розовой зажигалкой. Бумажная пачка до сих пор в ее
руке.
– Хочешь попробовать?– предлагает она, выпуская кислый, серый, неприятно пахнущий
дым в воздух.
Мой отец читал мне лекцию о табаке, так что я знаю о вреде курения. Но сейчас я злой,
поэтому я делаю это, и влюбляюсь в этот мгновенный успокаивающий эффект и
переворот в голове.
Я вдыхаю глубже, заполняя мой рот и легкие отвратительным вкусом смолы и ацетона.
– Помедленнее, а то тебя стошнит, – смеется Пеппер.
Она забирает мою наполовину выкуренную сигарету, и стоя так близко к ней, я могу
понять, почему Пен ревнует меня к ней. Пеппер поражает своей ослепительностью. Ее
волосы теперь имеют другой оттенок русого, который был раньше; я вижу натуральный
цвет, растущий у корней. В отличие от моей девушки, на ней слишком много косметики, и
от нее пахнет приворотным зельем.
– Мы можем встречаться здесь каждый день, если хочешь,– говорит она, тряся пачкой
сигарет.
Я знаю, что это неправильно, но если Пен может делать это, значит, и я могу.
– Ладно.
***
– Не сегодня, Диллон.
– Я могу войти и увидеть ее?
Соня вздыхает.
– Диллон, не сегодня.
Пенелопы не было в школе почти две недели, и мне не разрешают ее видеть. Тренер
Файнел приходил поговорить с моим отцом прошлым вечером. Они тихо говорили о
визитах врачей, о приступах неудержимого плача, о плюсах и минусах лекарства, которое
она должна принимать.
– Скажите ей, что я люблю ее и прошу позвонить мне, как только ей станет лучше?
С более усталыми, чем у меня, глазами, миссис Файнел улыбается.
– Я передам, милый, ты знаешь
Не заморачиваясь насчет велика, я оставляю его вместе со своим сердцем на середине