ее отношению к произошедшему, то я не удивлен.
Я трахал ее, буквально и фигурально.
Предав ее доверие самым худшим из возможных способов, я воспользовался
единственной девушкой, которую я когда-либо любил и позволил ей уйти от меня без
извинений или объяснений, сломленную и травмированную. Мне следовало вывести ее из
комнаты, провести мимо ребят на вечеринке, которые все слышали, посадить в машину,
чтобы она не ехала домой одна. Слова: « я люблю тебя до смерти» никогда не слетали с
моих губ, хотя они единственные, которые следовало бы сказать.
В моей комнате большинство вещей уже упаковано, и дни пролетают в этой маленькой
комнате. Я бесконечно смотрю на желтые шторы. Я устал быть без нее.
Пенелопа это все, что у меня есть. Все, что мне нужно. Все, о чем я мечтал, с тех пор как
мне исполнилось двенадцать лет.
Я делаю затяжку сигареты, привычки, которую я никак не могу бросить, пока не бросаю
сигарету на землю и тушу ее ботинком. Делая глубокий вдох, я иду к ней.
Вот что я делаю.
Это то, что я всегда делал.
Для нее, я буду бодрствовать вечно.
***
– Она на заднем дворе, милый.
– Спасибо, миссис Файнел.
Я прохожу между нашими домами и иду по влажной траве через двор. Ролики Пенелопы,
старые и грязные, собирают пыль на деревянной веранде, которую я помог строить Уэйну
несколько лет назад. Разбитая бетонная плита – наши руки и сердце – находится перед
ней.
Мне не пришлось идти далеко, чтобы найти ее.
Подходя к линии леса, среди деревьев, я вижу ее. Она там, где мы проводили летние дни и
копали червей, или прятались от наших родителей. Блестящие и естественно вьющиеся,
такие же как и при нашей первой встрече, волосы Пенелопы разлетаются вокруг головы,
пока она вращается по кругу, медленно танцуя под музыку льющую из старого
радиоприемника. Пальцы ног с розовым лаком, закапываются в сырую землю, которая
застревает под ногтями.
Сидя на пне от старого дерева, я скрещиваю руки на груди и наблюдаю, как ее белое
платье двигается на теле и взлетает у колен. Пенелопа видит меня и улыбается, но не
прекращает кружиться. Она закрывает глаза и поворачивает лицо к солнцу,
проглядывающему сквозь ветки деревьев покрытых густой листвой, согревая свою
бледную кожу и усталые глаза, разводя руки и кружась.
Она была рождена, чтобы я любил ее.
Когда заканчивается одна песня и начинает другая, соседская девчонка садится рядом со
мной и вытирает свои грязные ноги о траву. Она смотрит на меня снизу вверх сквозь
длинные ресницы и улыбается, в мгновение, отметая время, что мы провели врозь. Так
много слов и объяснений, что нужно сказать, но ни одно из них не казалось достаточно
важным, чтобы заговорить.
Пенелопе необходима забота.
– Диллон,– шепчет Пенелопа, – иногда мне так грустно.
– Это нормально.
– Я не знаю, как это исправить, – признается она. Эмоции собираются в ее карих глазах.
– Я помогу тебе, – говорю я.
Поднявшись на ноги, я предлагаю ей руку, и она берет ее легко. Соленая грусть капает в
грязь, пока я вытираю ее слезы, и мы перешагиваем их, когда выходим из леса. Серые
тучи закрывают яркое небо, и мелкие капли дождя начинают падать, когда мы входим
через заднюю дверь Файнелов.
Знакомый аромат, только что сваренного кофе, возвращает меня во времена, когда я
относился к этому дому как к родному. Соня смотрит в кружку, когда ее дочь и я,
проходим через гостиную, взявшись за руки к лестнице. Она не произносит ни слова, но
судя по ее улыбке, Соня чувствует облегчение.
Закрывая дверь в свою спальню, моя девочка забирается в кровать и скользит под тяжелое
одеяло. Я выскальзываю из своей обуви и снимаю куртку, прежде чем забраться к ней, и
замечаю разноцветные шарики и желтые перья на комоде.
Убрав ее волнистые волосы с подушки, я ложусь напротив моей девушки и целую ее в
висок, прежде чем лечь на подушку рядом с ней.
Есть не так много слов для штопки двух разбитых сердец. Это так же естественно, как
дышать. Мы лежим в темноте, в середине дня, давая молчаливые обещания. Она держит
мою руку и целует мое запястье. Мы засыпаем, и весь день проходит без единого слова.
***
– Диллон.
Я открываю глаза под тихий голос миссис Файнел. Она стоит у подножия кровати, тускло
освещенная желто-оранжевым светом, падающим из коридора. Переводя глаза с
отяжелевшими веками на часы светящиеся на тумбочке, я удивлен, что уже за полночь.