Она сделала несколько глубоких вдохов и сказала с улыбкой:
— Тогда тебе придется позвать кого-нибудь на помощь.
— Я, конечно, позову, — ответил он, глядя ей в глаза, — но ждать тебе придется очень долго. Ближайшая деревня находится у подножия холма.
Хейзл подозревала, что Лерой до настоящей минуты нарочно скрывал эту неприятную для нее информацию.
— Ты хочешь сказать, что в целом замке нет ни единого человека? — уточнила она.
— Пока мы с тобой здесь — нет.
— Но должен же быть кто-то, кто присматривает за замком.
Лерой покачал головой.
— Никто в нем не живет постоянно. Олдены занимаются моим лондонским домом и делают это великолепно. Но человеку иногда надо побыть одному.
Хейзл снова посмотрела на замок.
— Зачем тогда покупать дворцы?
Лерой от души рассмеялся.
— Я многих сюда привозил, но ни один из моих гостей не сказал: а не велик ли он для тебя?
Хейзл фыркнула.
— Если ты не хочешь держать обслуживающий персонал, то это глупо. Зачем ты все-таки купил этот замок?
— Честно говоря, купил совершенно случайно. Вначале я искал небольшой фермерский дом, а потом увидел этот замок. Он разваливался на глазах и нуждался в спасении. Я вообще люблю спасать, — добавил он многозначительно.
— Ты, наверное, имеешь в виду субсидирование? — съязвила Хейзл.
Наступило короткое молчание, во время которого Лерой осторожно поставил свой бокал на землю.
— У меня создается впечатление, что тебя очень беспокоит мой доход.
Хейзл поняла, что допустила бестактность, и возразила:
— Ничего подобного. И вообще я не хочу говорить об этом.
— Прекрасно. Я тоже.
Лерой подошел и взял у нее бокал. Хейзл пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Он смеялся!
— Ты, кажется, говорил, что не будешь дотрагиваться до меня, — напомнила она, едва дыша.
— Я лгал.
Хейзл уперлась ладонями в грудь Лероя, намереваясь оттолкнуть его, и сразу поняла, что совершила ошибку. Едва ее руки коснулись теплой упругой кожи, как Хейзл вздрогнула, словно от разряда электричества. Лерой тихо рассмеялся и коснулся губами ее губ.
И Хейзл забыла обо всем на свете.
Чувства, которые она упорно старалась подавить, сейчас забурлили в ней с новой силой. Она уже не хотела отбросить воспоминания о ночи, проведенной в объятиях Лероя. Неужели это было всего лишь четыре дня тому назад? Воспоминания о сладостных ощущениях цепко держали ее в своих объятиях. У Хейзл закружилась голова.
Я была рождена для этого, подумала она и испугалась. Но Лерой не поцеловал ее. Хейзл открыла глаза в недоумении.
— Твой выбор, — прошептал он.
Хейзл бежала по лестнице, словно за ней гналась стая волков. Когда она повернулась, чтобы уйти, Лерой не стал удерживать ее, не предпринял и попытки пойти за ней. Хейзл неслась сломя голову, хотя и понимала, что не может бегать вот так всю жизнь.
Хейзл влетела в свою комнату и, захлопнув дверь, без сил прислонилась к ней. Это безумие. Я больше не могу так жить! Ах, если бы только у меня было побольше опыта или, правильнее сказать, был хоть какой-нибудь опыт, чтобы я могла понять намерения Лероя, знала бы, как себя вести!
Хейзл судорожно перевела дыхание и прошла в комнату, к стоящему в углу большому напольному зеркалу. Она сняла футболку и стала себя разглядывать.
Сейчас шрам — результат «общения» с быком — выглядел не таким страшным по сравнению с тем, каким был восемь лет назад. Неровная алая линия шла от бедра через весь живот. Хейзл прекрасно помнила, что вид свежей кровоточащей раны заставил ее отца в ужасе отвернуться от собственной дочери, а у Робина шрам вызвал брезгливое отвращение. Робин, словно ужаленный, отпрянул и, вскочив с постели, поспешно смылся. С тех пор сама Хейзл избегала смотреть на это уродство и не позволяла никому другому. И вот сейчас она буквально заставила себя взглянуть на заживший шрам.
Это будет последним испытанием для Лероя, решила Хейзл. В его доме в Лондоне было слишком темно, когда он снял с меня футболку, а позже я не позволила ему включить свет — шрама он точно не видел. Но если мы здесь начнем заниматься любовью, то Лерой наверняка захочет видеть меня всю, впрочем, как и я его.
Хейзл панически боялась, что Лерой испугается, как испугался ее отец, или подобно Робину с отвращением ретируется.
Могу ли я снова пойти на такой риск? — спрашивала себя Хейзл.
Однако гораздо важнее был другой вопрос: могу ли я не пойти на этот риск?
8