Вот уже два дня германец, которому дали-таки по зубам третьего дня, хоть и существенно опустошили боезапас, поутих или, если по-военному, не предпринимал активных боевых действий. Да почти что никаких не предпринимал, даже отошёл где на триста, а где и на все семьсот метров, вроде как спрямляя линию своих позиций.
Не фронта: фронта как такового не было. И местность не позволяла – то болота, то вдруг островок могучего и очень густого леса, такого густого, что только в пешем строю пройти можно, а то каменистые откосы, где глубже, чем на ладонь, и киркой не вгрызёшься. Так что были участки соприкосновения, была ничейная земля и просто непроходимые или крайне неудобопроходимые зоны, которые патрулировали, конечно, по краям. С обеих сторон.
Это к тому, что комполка мог себе позволить вызвать с боевой позиции исполняющего обязанности командира второго гаубичного дивизиона, прапорщика Петренко.
Явились они пред светлые… пардон, тёмные и слегка раскосые очи подполковника больше чем через час. Рагимов за это время и перекусить успел чем полевая кухня порадовала, и поругался до хрипоты со штабс-капитаном из службы тыла, который никак не пришлёт обещанное пополнение, а вместо этого присылает двух жандармов и троих выздоравливающих из комендантского взвода – уводить в тыл пленных. Всего-то двоих и притом раненых, еле ожили гансики на поле после штыкового боя, – так что столько сопровождающих и конвойных вовсе ни к чему.
Прапорщика Петренко господин подполковник едва узнал, хотя прапорщик был из старожилов полка. Да что там старожилом – с недалёкого, но кажущегося нереальным мирного лета тринадцатого, никак не позже, года, когда сам Рагимов, тогда – штабс-капитан, недавно назначенный в Смоленский полк, – отметил на манёврах здоровенного унтера, который лихо управлялся и с выездом на позицию, и с подготовкой гаубицы к открытию огня.
Сейчас у Петренки прибавился только «Георгий» на груди, звёздочка на полевом погоне, впрочем, почти что не видном из-под куцей шинели, да седина в вислых усах. А так истоньшал чуть ли не вдвое, вроде даже росточком стал поменьше.
Гардемарина тоже узнал господин подполковник не сразу, потому, наверное, что не чаял узнать вообще. Но как вспомнил, что стоял рядом, когда сам генерал, пару месяцев назад, прицепил солдатского «Георгия» на перепачканный своей ли, чужой ли кровью бушлат – и даже сам себе удивился: как это, мол, я мог забыть?
И не задумался тогда, почему так одет молодой воин, который – сам видел в бинокль Рагимов, – так отличился в бою.
Парень палил и палил из выдвинутой на прямую наводку сорокопятки, оставшись один и за командира, и наводчика, и заряжающего. Палил и сбивал, и сбивал осколочными поднимающихся в атаку германцев, а когда подоспели свои, из резерва – побежал с ними, подхватил чью-то «мосинку» – и уцелел в страшном кипении штыкового боя.
И фамилию конечно же забыл подполковник – мало ли их, Ивановых, почитай каждый пятый в полку откликнется. Правда, глаза парнишки запомнил: вроде и обычные серые, а с какой-то искоркой особенной.
Но, не подав виду, что узнал, подполковник резко спросил прапорщика, отмахнув ладонью уставное «по вашему приказанию прибыл»:
– Ты мне, Петренко, скажи: это у тебя экипаж теперь… или полуэкипаж, как оно там у вас, у чертей солёных, называется?
– Никак нет, ваш благородие, – у прапорщика даже усы от изумления встопорщились. – Как Бог свят, артиллерийский дивизиён, вот только двух орудий по штату недостаёт.
– А это у тебя как числится? – указующий перст подполковника почти уткнулся в чёрный бушлат, не по-окопному вычищенный, с надраенными пуговицами и украшенный Георгиевским крестом.
– Разрешите доложить?.. – попытался встрять Василий.
– Ма-алчать, гардемарин Иванов! – резанул подполковник. – Старший по званию докладывает.
– Дак чё докладывать? – с совсем неуставной простотой спросил старый служака. – Никак не числится, а воюет справно.
– Никак? – вполне искренне удивился Рагимов. – А паёк? А довольствие? А наградной?
Морщинистый лоб прапорщика покрылся испариной.
– Так, ваше благородие, почитай что с сентября у нас в дивизёоне некомплект. Командира, и то не уберегли… Куска хлеба да полкотелка каши не найдём, что ли? А за про наградной, не скажу, только вы же с их высокоблагородием господином генералом из собственных рук Ваську-то награждали.
Рагимов попытался вспомнить, было ли в заверенных им списках Ивановых, награждаемых кто по жизни, а кто и посмертно, звание гардемарин – и не вспомнил.
– Докладывайте, гардемарин. С какого времени в дивизионе, как попали на фронт?