Давно уже призрак войны на Д. Востоке носился в воздухе, a у нас еще совсем не было достаточного комплекта настоящего боевого флота, отвечавшего современным требованиям. До войны с Японией, еще лет за восемь, наше морское министерство выработало успокоительный план постепенного усиления флота с таким расчетом (на бумаге), чтобы наш флот по числу боевых судов всегда был сильнее японского в водах Дальнего Востока. Этот впоследствии забытый нами план состоял в своевременной постройке и затем в своевременной[41] отправке туда известного числа броненосцев, крейсеров и миноносцев в зависимости от числа изготовляемых японских военных судов. Но хитрый и деятельный противник наш, везде и все зорко высматривавший, все вовремя выслеживавший, знавший все наши приказы, все наши промахи и недочеты, заставил нас выступить на бой задолго до окончательного выполнения нами "предначертанной строительной программы".
И нам пришлось выступить на бой решительно во всех отношениях неподготовленными…
В день объявления войны мы заказывали док для П.-Артура, a первые работы по укреплению Владивостока с суши были начаты уже во время разгара войны и были выполнены дорогим, непроизводительным способом…
Цусимская катастрофа — это одна из последних картин последнего акта трагедии, — борьбы — не на жизнь, а на смерть, — борьбы, к которой одна из борющихся сторон относилась все время свысока, несерьезно, — и до начала борьбы, и во время ее.
В Высочайшем рескрипте, пожалованном г-ну министру иностранных дел графу Муравьеву, 1 января 1900 г., упоминалось, что он способствовал "осуществлению заветного стремления России — иметь на Крайнем Востоке свободный доступ к открытому, незамерзающему морю", и указывалось на то, что уступка в наше пользование Квантунского полуострова с портами Артур и Дальний "отвечает насущным потребностям России, как великой морской державы, и создает в Тихом океане новый центр для торгово-промышленных предприятий всего мира"…
В соответствии с этим в период 1898–1904 гг. из свободной наличности государственного казначейства было отпущено девяносто миллионов рублей главным образом для усиления нашего Тихо-Океанского флота, независимо от увеличения размера ассигнований на обыкновенные расходы морского ведомства[42].
И действительно, состав нашей тихоокеанской эскадры в П.-Артуре и Владивостоке перед войной все время увеличивался боевыми единицами, но "из кораблей, стоивших многие миллионы каждый, мы умудрились там сделать только гостинницы[43] для приезжавших на цензовые гастроли адмиралов, штаб-офицеров и обер-офицеров"… А затем, к началу войны, у нас оказались налицо вороха исписанной бумаги с надписями "дело" о том и том, а самое дело было или кое-как выполнено, — только "для видимости", или запоздало исполнением, или же и вовсе не сделано, хотя и "проведено" через все стадии рукописной отчетности и фиктивного контроля; так было, напр., во Владивостоке, где… "пропал док", могущий, по доставленным в министерство сведениям о его законченной постройке якобы вмещать в себе суда до 12.000 тонн водоизмещения, а на самом деле вовсе не оказавшийся в наличности ("Рус. Бог.", 1905 года, № 9), когда надо было ввести в него для починки поврежденный Японцами наш крейсер.
41
На деле эта
43
"Море", 1906 г., № 5, стр. 177.
По поводу "цензовых гастролей" личного состава И. И. Филипенко сообщает, что морской ценз был введен у нас адм. Чихачевым, бывшим морским министром, который продолжает получать жалованье по этой должности я поныне. А перед этим "можно было дослуживаться до морских капитанов и даже адмиралов, плавая не по морям, a по сухопутью, в разных канцеляриях, комитетах и в профессуре"… He велико благополучие, если теперь при существовании ценза по-прежнему