Проспал не сторож, а невзрачный зяблик,
Не признававший русскую суму,
Ума достанет сердцу и уму?
Вы, нефтяного бизнеса вы вытязь,
Крадите всё!.. Вернее, – подавитесь!
И о природе зёрнышек в соку
Не ведайте! Свои держите руки
В смолистом, чёрном, склизком – не от скуки:
Ваш день всецело предан кошельку!
А райский сад, считайте, был украден:
Не тем, чей взгляд коварен, кровожаден,
Не тем, кто краски складывал в амбар.
Пока в саду порхает певчий зяблик,
То с перьев красноватых – цвета яблок! –
Стекает сладкий, яблочный нектар.
колодец памяти
Не возвращаюсь
Поздним днём в былое:
Его – как ранний сумрак принимаю.
…И солнечное утро
Мажет кровью
Вершины сосен, подходящих к раю.
А жизнь моя, поверь, принадлежала
Всем тем, кого я в юности любила.
На лезвии луча, а не кинжала,
Сок молочая русского хранила.
Горчил он, но сцеловывали губы
Его тугую капельку со среза.
И, выпарив, колодезные срубы
Всю соль земли заначили для теста,
Что будний день когда-нибудь замесит.
…А чистая вода – опять блистает
На дне колодца памяти, –
И месяц
круглится, с каждым часом прибывает.
* * *
Мне молчать не с руки,
Будто я ничего не решаю.
Начинайся же с гимна,
Проспавшая время страна!
…Разотру лепестки –
И черёмухи зелье вдыхаю:
Ты ни в чём не повинна,
Попавшая в темь-времена.
Пусть другие клянут
Эти дни, что на фоне дефолта
Им покажутся
Тучи, ушедшей за гору, черней.
У черёмухи горькой
Лишь длится всего лишь забота
Зреть до чёрных жемчужин,
Что – дёснам в оскоме! – милей,
Чем заморский кокос
Иль клубника – сейчас в шоколаде!
А о прочих утехах
В безделье страны умолчу.
…По сосёнке – на снос! –
Клюву дятла стучать, как кувалде, –
Не в престольной Москве,
Но во вред самому москвичу.
* * *
Стеной из-за гор нависают дожди –
Нам солнце рассветное застят.
Бессоннице бросишь слова: «Окружи
Забором ушедшее счастье!
Стихи о прошедшем сосёнке навей,
А запахи стружки – крылечку!..»
К сосновой коре вновь приклеился клей,
А боли – к больному сердечку.
* * *
Когда б закат всё ж непокорен
Дню перестроечному был,
Страна из рощи колоколен
Взяла бы чуткость совьих крыл,
Взяла б разумное смиренье
Перед тяжёлым шагом в темь,
Как в пропасть внутреннего зренья, –
Чтоб с верой здравствовать затем.
примирение. 2010-й г.
Страшный скрежет, ночной, тягомотный!..
Видно, ветру не будет конца.
На участке садовом ворота –
Из обрезков «лихих» образца.
Эти прутья, железки –
для входа
В позабытый родительский сад
Водрузил «беспредел»… и свобода
От строительства «их» баррикад.
Новым детям понятно желанье
Их родителей «выжить» семьёй,
И осокорей тех трепыханье,
Что остались за «новой» стеной.
ПОСЛЕ ДОЖДЯ
Всё проходит,
Но голосу ветра нейдёт
Воспевать эту жизнь,
Где уже обозначилось тленье.
Нержавеющий прут
Над ржавеющей сеткой ворот
Искупает ослабшее наше терпенье.
Так и хочется нам
Откопать умирающий сад
В этом старом,
Утратившем своды пространстве.
Только яблоки августа
Гóло на ветках висят,
А листва облетела –
Осталась в ином государстве.
И плывут облака,
Неразумны и так же юны́,
Как в утрá, где ещё
Их родители молоды, живы.
И лежат на плечах
Постсоветской, нескладной страны
Эти яблоки августа –
В пятнышках порчи «наливы».
И потерянный стержень –
Высокая степень родства
Настоящего
С морем забвения, прошлым –
На пожухлой траве,
На растресканной тверди холста
Нас стращает судом,
Наказаньем
Стращает нас божьим.
ВОЕННАЯ ЗИМА
Если сладостей снова захочется,
Вспомни – вскользь! – о военной зиме,
Где в снегу, словно в сахаре, топчется
Жмот, который себе на уме.
Пусть ему будет приторно сладкое
Заливать щёки острым стыдом,
Будто выкраден в детстве украдкою
Тот, сестрёнкой его бережён,
Очень тоненький ломтик коричневый:
Хлебный ломтик сворованным был
У сестрёнки, к морозу прилипчивой.
…Чем, конечно, семье насолил.
АПРЕЛЬСКОЕ