Я погладил пальцами ее руку.
— Друзьями. По меньшей мере.
Она замерла и выдернула свою ладонь из моей. Воздух меж нами застыл, и мне вспомнилось: Эйя, прижавшись щекой к прикладу, твердо держит ружье и плавмо спускает курок — а по боку ее стекает алая влага.
— Товарищами по оружию, — сказала она, и в голосе ее послышался знакомый куллинановский холодок. — По меньшей мере.
— Разумеется! — Я поднял руки в знак извинения. — Навсегда.
Холодок сменился улыбкой.
— Так-то лучше. — Она обхватила ладонями мое лицо и крепко поцеловала.
Когда мы выехали за ворота, Энди начала было что-то говорить, но потом передумала. И слава Богу.
Глава 5,
в которой мы едем всю ночь, а я вспоминаю, как неприятно болит отбитая задница
Не дам сна очам моим и веждам моим — дремания.
Скакать ночью по проселочной дороге поначалу даже интересно. Впереди, изгибаясь и извиваясь, бежит сквозь поля тракт, кони мчатся по нему, минуя деревни, и удары их копыт неровной дробью разносятся в воздухе. Когда-нибудь подберу себе упряжку лошадей с одинаковым шагом.
Было темно, но не облачно. Над головой бледно сияли звезды, окрашивая пейзаж всеми оттенками ночи — от нежнейшего белого до глубокого бархатистого черного. Ночь полнилась звуками: ухали совы, звенели насекомые, тихонько шуршал в камышах и кронах деревьев ветер. От леса тянуло мятной прохладой.
Но все это быстро приелось.
Дорога вела себя, как все дороги: шла прямо, изгибалась и снова шла прямо. Звезды озаряли пейзаж бледным белесым светом, лишая его всех оттенков, кроме намека на болезненно-синий, превращая ночь в подобие старого черно-белого телевизора.
И все время лошади колотили по пыли копытами, иногда облегчаясь прямо на ходу, и тогда в воздухе плыли ароматы мочи и навоза.
Нет уж, «бьюик» куда лучше.
Хотел бы я поменяться глазами с Ахирой. Просто развлечения ради. Зрение гномов уходит в инфракрасный спектр, что не только позволяет им видеть на два цвета больше, чем всем остальным, но и дает огромные преимущества ночью. (Именно поэтому их пещеры чаще освещаются волшебной сталью, чем живым огнем — пламя инфравидящих попросту слепит.)
Двигались мы тихо. Очень соблазнительно поболтать в дороге — но я так и вижу, как некто, лежащий в засаде, с усмешечкой шипит второму, какие мы молодцы, что въехали под деревья, и как нас легко взять. Спасибо, не надо. В тишине мы с Ахирой способны услышать впереди малейший шорох — если он раздастся. И, значит, спастись от беды.
С другой стороны, считай я, что нас действительно ждут неприятности, нас бы здесь не было. Я спокойно спал бы в своей постели вместо того, чтобы трястись на жестком облучке, чувствуя, как на каждом ухабе спинка лупит меня по почкам.
Когда мы подъезжали к Велену, глаза у меня горели от недостатка сна, солнце с ехидной усмешечкой висело над горизонтом, а на юго-западе кружили в воздухе грифы.
Глава 6,
в которой мы сталкиваемся с волками
Меж человеком и львом не бывать договору;
Волк и овца никогда не придут к соглашенью.
Почему всякий раз, когда нужен дракон, его черта с два найдешь?
К грифам мы подъехали хорошо за полдень. Птицы сидели и на туше, и на кукурузном поле вокруг.
Не думая о потраве посевов, Тэннети погнала коня прямо на грифов, заставив их подняться на крыло.
Они не знали Тэннети: часть, конечно, продолжала летать, лениво помахивая крыльями, но добрая половина устроилась на ближнем дубе и подняла гвалт, выкрикивая оскорбления незваным пришельцам — то есть нам. Грифы Срединных Княжеств мельче, чем их родичи с Той стороны (хотя грифов с Той стороны я вживе никогда не видел, так что наверняка не скажу), — они с большую ворону, с отвратительными мясистыми серьгами, нависающими над изогнутыми клювами. Мерзкие твари.
Кости у меня ныли. Я воткнул тормоз и выбрался из повозки.
Перед нами был типичный местный хутор: разъезженная дорога наискось пересекает когда-то прямоугольную вырубку и исчезает в лесу с другой ее стороны. Лес этот мог быть всего-навсего полоской в дюжину ярдов, оставленной для защиты от ветра, но мог и тянуться неведомо куда.
По обеим сторонам дороги тянулась низкая каменная насыпь, поднимая ее над землей фута на два. Я видел насыпи и получше: эта уже кое-где просела. Впрочем, не моя забота: пусть об этом болит голова у барона и сборщиков податей. Считается, что это их дело — следить, чтобы крестьяне содержали колодцы и дороги в порядке.
За дорогой стояла бревенчатая, обмазанная глиной хижина. Из других построек — огражденный выгул, хлипкий курятник и, как повсюду, каменный колодец. Внутри хижины было какое-то движение — это стоило запомнить, но сперва я хотел взглянуть на корову.
Или на то, что от нее осталось. Волки хорошо поработали, а грифы приложили немало труда, чтобы довершить начатое. Они — то есть волки, потому что грифы не едят свежатину — оттащили тушу на тридцать футов в поле, причинив молодой кукурузе куда больший ущерб, чем Тэннети с ее конем.
Теперь корова превратилась в вонючее, кровавое, покрытое мухами месиво.
Как ни странно, я испытал облегчение. В свое время, изучая мясопроизводство, мне пришлось забить немало коров, и самое неприятное в этом процессе — собственно забой и самое начало разделки. Тебе дают пневматический молот — это нечто вроде тупорылого дробовика, — соединенный шлангом с компрессором, ты его приставляешь корове ко лбу и жмешь на спуск. Давление воздуха посылает молот — то есть просто поршень, — и тот бьет корову по черепу, достаточно сильно, чтобы она отключилась как минимум; чаще же пробивается кость. В этот момент поднимаешь ее крюком, режешь и даешь крови стечь.
Грязная работа, но всего через несколько минут то, с чем ты имеешь дело, перестает быть похожим на корову и превращается в части туши. Куски мяса, внутренности, язык. И в сторонке — дожидающаяся обработки шкура.
Здесь нам осталось еще меньше. Примерно полкоровы сожрали волки. Они съели или утащили заднюю половину, а переднюю скорее обкусали, чем объели.
Бессмыслица. Слишком изощренно. Кое-где мясо было прокушено до кости — но и все. Волк так, конечно, сможет, хоть ему и придется очень постараться, чтобы вышло настолько аккуратно. И зачем ему это? Кто научил бы волка превращать еду в баловство?
Но это были именно волки: на мягкой земле следы их отпечатались во множестве. Стая ушла на северо-восток, в лес.
Ахира и Андреа оставили лошадей у повозки; теперь они стояли с Тэннети над кровавыми останками — вся троица дружно разгоняла мух.
Гном нахмурился.
— Похоже, переднюю половину просто скусили. И унесли.
Андреа приподняла бровь.
— Ты хочешь сказать — как сделал бы Эллегон?
Ахира не ответил.
В хижине снова зашевелились. Тэннети прошагала туда и врезала по двери прикладом дробовика.
— Выходите. Все. Ну? Быстро! Разговор есть, — распорядилась она.
В чем, в чем, а в тонкости обхождения Тэннети не откажешь.
Я мог бы поклясться, что в мазанке больше чем двоим не поместиться, но не прошло и минуты, а перед ней уже тревожно переминалось с ноги на ногу семейство из семи человек, у матери на руках младенец, младшая дочь прижимает к себе вырывающуюся курицу.
Тэннети нырнула внутрь. Ей бы стоило посоветоваться, прежде чем это делать — в таких местечках бывают смертельные ловушки.
Но все обошлось — она выбралась из хижины, хохоча во все горло. Не улыбаясь, не посмеиваясь, а хохоча.