Но сейчас, говорят, все изменилось. Вон в Венесте убили хозяина конюшни — и всего-то за то, что у него был раб.
— И не только в Венесте! — Плотный мужик так грохнул кулаком по столу, что кувшины и кружки подскочили. — В нашем родном Феневаре — за его околицей, можно сказать — Арнет с братом были убиты в постелях, и сорока дней с тех пор не прошло. Да — и записку оставили. На этом... аглицком. Опасный язык — говорят, чтобы писать на нем заклинания, не нужно быть магом.
— Полная чушь!
Еще один плевок. Феневарцев можно узнавать по плевкам: они ими пользуются, как знаками препинания.
— И чтобы писать по-ихнему, и чтобы делать ихний порох, надо быть ихним магом.
Следующий час я слушал в оба уха. И ставил всем выпивку чуть чаще, чем с меня следовало. Лучший способ не вызывать подозрений. Вовсе не обязательно быть как все — нужно просто казаться таким.
Кажется, я все-таки перепил. Но мне в память врезались слова Рэйла — пекаря, из тех, с кем мне не хотелось бы сводить близкое знакомство.
— ...и Алезин так говорил. Помните, новый коваль бродячий, что проходил здесь дней десять назад?
Оп-ля! Алезином звался отец Микина. Возможно, конечно, что здесь побывал настоящий странствующий кузнец с таким именем, но лично я в подобные совпадения не верю.
В этом был смысл. Многие кузнецы — и почти все владельцы конюшен — подрабатывают ковкой лошадей, но, как и в каждом ремесле, мастерства достигает лишь тот, кто занимается этим постоянно. С другой стороны, вне больших городов оседлому ковалю просто не хватит работы, а профессия странствующего коваля — вполне уважаемое занятие для кузнеца или лошадника, если у него найдутся деньги на инструмент и желание побродить.
Тем более что особых инструментов это не требует. Маленькая наковальня и, может быть, переносной горн, если не жалко выбросить на него денежки, потому что костра в яме вполне хватит для такой работы. Молотки, клещи, несколько тримминговальных ножей и щипцов плюс небольшой запас подков — и вы в деле. Все это можно нагрузить на вьючную лошадь, хотя лучше, конечно, завести фургон.
Приютские летучие отряды обычно возили за собой по крайней мере одну дорожную кузню. Разведка — вещь необходимая, а одно из лучших прикрытий разведчика — личина странствующего кузнеца.
Микин оставил свою группу и взял с собой инструменты коваля.
Кажется, мы напали на горячий след. Возможно, мы сумеем разобраться с Микином быстро, прежде чем сунемся в Фэйри. Если подумать, не такая уж плохая мысль. В конце концов мы ведь с самого начала собирались убивать двух зайцев: порыскать вокруг Эвенора, выяснить, что тут творится с Фэйри, и найти Микина. Если выйдет.
Что важнее? Ну ладно, Эвенор. Отлично.
Что срочнее? А вот это другой вопрос.
А может, лучше всего спросить: с чем нам проще управиться?
И вообще зачем задавать вопросы, когда кругом столько пива?
Энрик налил мне еще.
— Правильный ты мужик, Тибель, — сказал он. — Хорошо с тобой сидеть.
— Эт-то потому, ч-что я с-слуш-шать умею. Не знаю уж как, но назад в номер я все же попал. Как-то Тэннети меня смогла дотащить.
Снилось ли мне что в эту ночь, я не помню, но помню, что вставал — поздороваться с ночной вазой в углу. Если б мне это приснилось, я бы проснулся куда раньше. От запаха.
Утром на меня навалилось всем похмельям похмелье.
Ради дела готов на любые жертвы.
Глава 11,
в которой я маюсь похмельем
Дорого стоит лишь первая бутылка.
Бр-р-р... Тьфу ты... Уэаэа!
Пытаться что-то решать, когда у тебя похмелье, — та еще радость. Пытаться что-то с похмелья делать — радость еще большая.
Глаза у меня были закрыты, так что видеть ее я не мог — но у самого моего локтя стояла маленькая, с палец, бронзовая ребристая бутылочка целительного бальзама. Поставила ее туда Тэннети, когда они с Ахирой выволокли меня из спальни и устроили на канапе в общей комнате. На глазах у меня лежала влажная тряпица, превращая сжирающий их сухой огонь в обычную боль.
Садистка чертова. И ведь отлично знает, что я не возьму бальзам. Не в такой ситуации им пользоваться. Целительные напитки — они для особых случаев. Самых крайних.
— Как ты, Уолтер? — спросил гном.
— Лучше всех.
Болело все. Маленькие человечки ковырялись большими ножами у меня в висках, а по жилам прохаживались взад-вперед демоны в подбитых огненными шипами бутсах. А уж что творится в моем желудке — я вообще предпочитал не думать.
По крайней мере канапе мягкое и могло бы быть даже уютным, если бы самая его мягкость не причиняла боль. Удобство меня не удивляло — мы заняли все лучшие апартаменты в гостинице. Когда платишь настоящим пандатавэйским золотом, то и получаешь настоящую роскошь. В местном понимании, конечно.
По крайней мере на малость комфорта рассчитывать можно.
Ахира грыз круглобокое красное яблоко, и хруст его болью отдавался у меня в голове.
У меня во рту стоял привкус рвоты. Всякий раз, когда я поворачивал голову взглянуть на что-нибудь, шейные позвонки хрустели, а глаза резало, будто песком.
Лекарство близко, но я не могу им воспользоваться. И не стану.
Я с усилием приподнялся на локте и потянулся за кружкой горячего, как огонь, холтского травяного чая — его сварила для меня Энди. По идее он должен помогать при головной боли. Чтобы взять кружку, пришлось сбросить с глаз влажную тряпку. Я мог бы поклясться, что один из них видит что-то не то.
Я взглянул на бутылочку с бальзамом. Просто недопустимо пользоваться им, чтобы избавиться от похмелья. И не потому, что целительные бальзамы дороги. Они редки, вот в чем штука. Их очень трудно достать. Именно поэтому мы держали их про запас, на самый крайний случай.
Да, однажды я выпил полбутылки, когда делал ноги из одного города, не помню уже точно из какого. Но я тогда растянул ногу, и хоть повреждение это и пустячное, в тот раз оно могло стоить мне жизни — а согласно моему определению, рана не может считаться пустячной, если из-за нее можно погибнуть.
Но в любом случае как бы меня ни припирало к стенке, я никогда не пользовался бальзамами попусту. Распущенность хороша лишь в одном случае — и не в этом.
В окно врывался западный ветер; на сквознячке мне становилось чуть легче. Джейсона отправили за едой — и он вернулся с корзиной, набитой фруктами, шампурами с жареной свининой, булочками и луком, то есть всем, что нашлось на рынке в конце улицы. А еще — из обеденной залы — он приволок кучу пивных кувшинчиков.
От запаха мяса меня замутило. Жареная свинина и похмелье — вещи несовместные.
Попытка снять боль чаем провалилась. Быть может, эль пойдет лучше. Я принял предложенную Джейсоном большую кружку и отхлебнул выдохшегося пойла в надежде, что хоть оно разгонит клубящийся перед моими горящими глазами туман.
Не разогнало. С лекарствами от похмелья мне никогда не везло.
Целительные бальзамы дороги, и доставать их трудно. Похмелье мучительно. Бросьте на весы то и другое — дороговизна уравновесит страдание. Или страдание — дороговизну.
Подойдем по-другому. Решим пропорцию: я могу проваляться здесь целый день. Через день я буду в порядке, а если мы собираемся уходить из Феневара, нам так и так этот день понадобится: купить припасы, раздобыть лошадей, решить, куда едем.
Беда в том, что мы не знаем, в какую сторону двинулся Микин. С другой стороны, хотя в Эвеноре определенно что-то происходило и тамошним тварям явно не сиделось на месте, сам город, пока, во всяком случае, с места не двигался, и это отчасти решало наши проблемы.