Секунда — и вот стрела уже дрожит в ветви, в трех футах правее взлетевшей вороны.
Джейсон насмешливо улыбнулся.
— Промах на длину стрелы. Выстрел не слишком, дядя Уолтер.
Тэннети перехватила мой взгляд. Уголки ее губ приподнялись. Будь это кто другой, я бы сказал, что он улыбается.
— Поглядим, насколько близко к этой стреле вонзится твоя, Джейсон Куллинан. Давай удиви меня.
Джейсон вскинул лук и выстрелил слишком быстро: тетива громко щелкнула по коже его перчаток, а стрела исчезла в лесу.
Тэннети громко засмеялась, и Джейсон чуть не вспылил, но сумел сдержаться.
— Что ж, — сказал он. — Будем считать, я указал, куда пойдем на охоту.
— Потом, — ответил я. — Сперва еще немного постреляем учебными стрелами.
Охота, как и рыбная ловля — и секс, коли уж на то пошло, — одно из тех дел, которыми надо заниматься, чтобы понять в них толк.
Не считая моментов убийства, я очень люблю охотиться. По крайней мере так, как это мы сейчас делали. Крадешься по темному лесу, ноздри щекочет запах мха и прелой листвы, вслушиваешься, всматриваешься — и не боишься, что кто-нибудь выскочит из-за дерева и прикончит тебя. Это так здорово!
Рядом со мной — те, кому я доверяю, потому что я никогда не пошел бы на охоту с людьми, которым не верю.
Есть и другие способы охотиться. Один из лучших если хочешь добыть еду — устроить в нужном месте засаду и подождать, пока добыча сама к тебе не придет. Сидишь, экономишь силы и ждешь. Рано или поздно, если место для засидки выбрано верно, твой кролик — или олень, или антилопа, или кто-то еще — непременно появится. Но это — охота для выживания.
Сейчас же мы развлекались. Прежде, на Той стороне, я не умел двигаться так тихо. Я не жалуюсь, прошу заметить, но быть крупным парнем — вовсе не всегда так уж приятно. Поверьте.
Кроме того, на самом деле мы не охотились. Мы отдыхали, и пока пробирались по лесу, изредка постреливая учебными стрелами, мне удалось избавиться от своей тревоги. По крайней мере на сей момент.
Что уже неплохо.
— Джейсон, видишь пень — вон там? — Я показал на засохший обломок ствола футах в сорока.
— Тот, что за упавшим деревом?
— Точно. Спорим, я всажу стрелу в корень — тот, что справа?
Он пожал плечами.
— Это и я могу.
— Отсюда? — Я приподнял бровь. — Серебряная марка тому, кто попадет ближе?
Он кивнул:
— Идет.
— Тэннети?
— Обойдетесь без моего благотворительного взноса.
— Не о том речь. Нам нужен судья.
— Это пожалуйста. — Она встала в позу инструктора: — Приготовились! Наложили стрелы! Натянули луки! Три... Два... Один... Огонь!
Мишень была коварной — коварнее, чем казалась. Листва нижних ветвей старого дуба мешала «навесить» стрелу. Надо было помнить, что полетит она не по прямой, а по дуге. Хитрость была в том, чтобы направить стрелу в прогал листвы.
Я мягко спустил тетиву; стрела ушла чуть в сторону, но не настолько, чтобы я промахнулся: она мазнула по листьям, но не отклонилась и вошла точнехонько в корень. Стрела Джейсона вспахала землю примерно в футе от цели.
— Плати, — сказал я.
— Запиши на мой счет, — отозвался он.
Я вытащил стрелу из дерева и вновь наложил, высматривая следующую цель.
— Дядя Уолтер?
Джейсон, хмурясь, разглядывал наконечник своей стрелы, но хмурился он явно не из-за нее.
— Да?
— Почему мне кажется, что на самом деле мы охотимся вовсе не за оленем? Тэннети хмыкнула.
— Может, потому, что мы тратим время на стрельбу по деревьям?
— В замке отличное стрельбище — за казармами, — сказал Джейсон.
— Если ты знаешь что-нибудь более скучное, чем палить все утро по мишеням, — просвети.
Что до меня — я предпочитаю делать вид, что охочусь, и стрелять в деревья. Я никогда не тренировался метать ножи — просто пользовался ими время от времени, чтобы убедиться, что еще не утратил Дара. Но это совсем иное — учиться пользоваться ножами мне надо не больше, чем рыбе — учиться пользоваться жабрами.
Другое дело — то, чему я учился. Если я не буду тратить по нескольку часов на длинный лук хотя бы раз в декаду, я потеряю навык, и тогда мне перестанет везти. А невезение — в понимании сына Стаха и Эммы Словотских — означает гибель. Как говорил Вуди Аллен, смерть — одна из худших неприятностей, которая может приключиться с человеком нашей профессии, и лучше немного потренироваться, страхуясь.
Так что я тренируюсь. Чертову уйму времени пришлось мне потратить, тренируясь из чего-нибудь стрелять и чем-нибудь рубить, но тут никуда не денешься. Входит в необходимые затраты.
Но не станешь всем все выкладывать.
— Мне так больше нравится, — сказал я. — Погожий денек, приятная компания, свежий воздух, быть может — возможность настрелять пару марок...
— ...от какого-нибудь лоха... — с улыбкой договорила Тэннети.
Улыбка была неприятной и чуть не испортила мне утро.
Глава 2,
в которой я обсуждаю кое-какие семейные проблемы
Он никогда не прощает тех, кого оскорбил.
Почти всегда жизнь совершает переходы от плохого к худшему, но время от времени в мире происходят улучшения: ясно, что вот-вот случится какая-то мерзость, а случается что-то другое — не такое мерзкое.
Иногда что-нибудь хорошее; а иногда — просто не случается что-то плохое. Меня и то, и другое устраивает.
В первый раз это произошло, когда мне было лет семь. Родители собирались в гости, старший братец, Стивен, куда-то удрал, так что мне вызвали няню. Звали ее миссис Клейнман; она жила на какую-то вдовью пенсию в красном кирпичном доме через квартал от нас. Старая грымза не любила детей; ей не хотелось ни играть, ни разговаривать — только сидеть на диване, сбросив тапки, жевать чипсы, клевать носом и глядеть в телевизор.
Что бы вы сделали на моем месте? Я сделал то, что напрашивалось само собой, — и, естественно, когда Стах и Эмма вернулись домой, разразился скандал. Когда старина Стах злился, правая щека у него подергивалась в тике. Это было похоже на биение пульса.
Он вошел в мою комнату — свет из коридора оставлял половину его лица в тени. Стах был невысоким, коренастым, с крупными руками, которые сжимались в огромные кулаки. Сейчас руки были разжаты. Бить меня он не собирался — а вот отшлепать мог. Лицо его покраснело так, что я подумал — он взорвется. Щека часто подергивалась. Когда он склонился над моей кроватью, я — честное слово — встревожился не столько за себя, сколько за него.
— Уолтер!
Обычно он звал меня Сверчок — кроме случаев, когда злился. Сейчас он был в ярости.
А потом он схватил меня своими ручищами. Я ощутил запах виски. Меня затрясло от смеха. Его смеха.
— Знаешь, Сверчок, наверное, эта старая зануда заслужила, чтобы ее тапки прибили к полу.
Полагаю, именно с тех пор меня перестал волновать исходящий от кого-либо запах виски.
Я чистил лошадь, когда услышал позади шаги Брена. Чистить коней в замке Фурнаэль — простите, в замке Куллинан — очень удобно: в специальных стойлах устроены деревянные выгородки, невысокие и узкие. Ставишь туда лошадь, и готово: и коняка не вертится, и ты без укусов и синяков от копыт.
Так что я не тревожился, что меня лягнут. Вообще не было никаких причин тревожиться. У дверей один из грумов и двое солдат перековывали норовистого мерина; через проход от меня другой грум возился с конем Джейсона. Да и стража всегда под рукой — только крикни. Так что если где и возникнут проблемы — то не здесь.
Кроме того, вряд ли Брен Адахан пришел бы сюда создавать мне проблемы.
— Привет, барон! — Я медленно повернулся, не убирая руки с ограды мойки. Привычка: с первого дня на Этой стороне я везде и всюду присматриваю себе путь отступления. Как правило, не без основания. Путь такой есть не всегда, но я всегда его ищу. — Где изволили быть?