*
В обрядах пейотля в центре типи поддерживают огонь, разложенный внутри алтаря в форме полумесяца. На алтаре находится одна-единственная головка священного пейотля. После того как верховный жрец прочтет заглавную молитву, по четыре головки выдается каждому прихожанину, который съедает их одну за другой. Затем, поочередно, каждый из них исполняет по четыре священные песни, и все время звучит стук погремушки и барабана и видно многоцветное пламя костра. Песни звучат всю ночь, прерываемые лишь молитвами, новой раздачей пейотля и, в полночь, особой церемонией посвящения.
**
Маммедэйти был мужем пейотля и оттого был наделен особыми знаками: ожерельем из бус, отделанным бисером жезлом с погремушкой, свистком из орлиной кости и веером из перьев баклана. Ему случалось наблюдать вещи, каких другие не видывали. Однажды в сильный ливень река Уошито вышла из берегов; ручей у Торы Дождей вздулся, а потом отступил. Маммедэйти отправился к переправе у ручья купаться. И пока он был там, вода начала странным образом прибывать, подступая к ногам, сначала медленно, потом все быстрее – высокими, мощными волнами. В глубине творилось какое-то ужасное бурление, и Маммедэйти, выскочив из воды, помчался прочь. Позже он вернулся к тому месту. В прибрежном кустарнике виднелась широкая борозда и следы крупного зверя, уходившего в воду.
В глубине творилось какое-то ужасное бурление
Странствие
XII
Жил однажды старик с женой и детьми. Как-то ночью рубила жена мясо, и мальчику захотелось его попробовать. Дала она ему кусочек, а тот вышел наружу есть его. Потом вернулся и еще просит. Она дала новый, и опять он вышел наружу. В третий раз пришел он просить мяса. Старик встревожился. Велел он своей жене дать ребенку кусок побольше, да ничем не подавать вида – будто все так и должно быть. Когда мальчик вернулся опять, следом вошел враг. Он сказал: «Нас много, и мы здесь повсюду. Мы задумали убить вас, но сын ваш дал нам еды. Если вы всех нас накормите, мы никого не тронем». Не поверил старик врагу, и пока жена разогревала Жир на огне, он пробрался наружу и вывел вверх по ручью лошадей. Отойдя подальше, он крикнул по-птичьи. Тут жена поняла, что пора уходить. Подожгла она жир да и расплескала во все стороны, на врагов, рассевшихся вокруг, а потом схватила мальчика на руки и пустилась бежать вверх по ручью. Вот так-то старик, его жена и ребенок спаслись от беды. С безопасного расстояния наблюдали они огонь и слушали вопли врагов.
*
Зимой с 1872-го на 73-й год чудный священный типи случайно сгорел в пожаре. Известный под именем До-гайагйа гуат – Типи с боевой раскраской – он был изукрашен прекрасными картинами бьющихся мужей и оружием с одной стороны, а с другой – широкими горизонтальными лентами черного и желтого цвета. До-гайагйа гуат принадлежал семье великого вождя Дохасана и в дни торжеств ставился на втором месте в племенном круге.
**
На открытой равнине много жаворонков и куропаток. Однажды ближе к вечеру я бродил среди надгробий по кладбищу у Горы Дождей. Тени сильно удлинились, в небе густо рдела заря, и темно-красная земля, казалось, вспыхивает в лучах заходящего солнца. На какой-то миг, в это особое время суток, нисходит глубокое безмолвие. Все замирает, и даже в голову не придет хоть чем-то нарушить этот покой. Что-то происходит там, среди теней. Все замедляется до предела, чтобы дать солнцу расстаться с землей. И вдруг раздается пронзительный крик мухоловки. Он потрясает весь мир.
XIII
Если стрела сделана хорошо, на ней имеются следы зубов. Так и можно ее узнать. Кайова делали отличные стрелы и выпрямляли их, сжимая между зубами. Потом они прикладывали стрелу к луку, проверяя, прямая ли она. Жил некогда муж с женой. Ночной порой они были одни в типи. При свете костра мужчина делал стрелы. Через некоторое время он что-то почуял. На стыке двух шкур типи было небольшое отверстие. Кто-то стоял снаружи, заглядывая внутрь. Человек продолжал работать, но сказал своей жене: «Кто- то стоит снаружи. Не бойся. Давай говорить спокойно, как обычно». Он взял стрелу и сжал зубами. Потом, как и следовало, приложил ее к луку и прицелился, сначала в одном направлении, потом в другом. И все время он продолжал речь, будто обращаясь к жене. Но говорил так: «Я знаю, что ты там, снаружи, ибо чувствую твой взгляд. Если ты кайова, то поймешь мою речь и назовешь свое имя». Но ответа не было, и человек продолжал свое дело, направляя стрелу поочередно во все стороны. Наконец, прицел совпал с местом, где стоял его противник, и он спустил тетиву. Стрела вошла точно в самое сердце врага.
*
Старики были лучшими стрелоделателями, ибо они могли добавить к своему мастерству время и терпение. Молодые люди – воины и охотники – всегда готовы были уплатить большую цену за хорошо сделанные стрелы.
**
Когда отец был еще мальчиком, в дом к Маммедэйти часто приходил с визитом один старик. То был сухопарый человек при косах, внушительный возрастом и осанкой. Звали его Чейни, и был он стрелоделателем. Каждое утро, говорил мне отец, Чейни окрашивал свое сморщенное лицо, выходил и молился вслух восходящему солнцу. Мысленно я вижу этого человека, словно он все еще там. Я люблю наблюдать, как возносит он свою молитву. Я знаю, и где он стоит, и куда доносится его голос по волнующимся травам, и где солнце встает над землей. Там, на восходе, можно ощутить безмолвие. Оно холодно, прозрачно и глубоко, как вода. Оно берет за душу и не хочет отпускать.
XIV
Речь кайова познать нелегко, но, поверите ли, дух бури ее понимает. Вот как оно было. Давным-давно замыслили кайова сотворить лошадь, решили делать из глины и потому стали месить ее руками. Что ж, лошадь начала оживать. Но то было страшное, страшное создание. Оно стало извиваться, сначала медленно, потом быстрее и быстрее, пока повсюду не поднялся вихрь. Ветер крепчал и все уносил прочь – с корнем взмывали ввысь огромные деревья, и даже бизонов взметало высоко в небо. Кайова испугались этого ужасного существа и бегали вокруг, пытаясь уговорить его. И вот, наконец, оно угомонилось.
И даже теперь, когда кайова видят, как собираются грозовые облака, они знают, что это такое, – то страшный зверь бродит по небу. У него морда лошади, а хвост огромной рыбы. Молнии вырываются из его пасти, а хвост бьет и хлещет по воздуху, творя сильный и горячий ветер – торнадо. Но они беседуют с ним, увещевая: «Пройди надо мной». Они не боятся Ман-ка-йи , ибо ему внятна их речь.
*
Временами равнины ярки, спокойны и тихи, временами же они чернеют от налетающего погодного гнева. И всегда по ним бродят ветры.
**
В нескольких футах к юго-западу от угла дома моей бабки стоит землянка от бурь. Она пребудет там, думается мне, даже когда дом, рощица и амбар исчезнут с лица земли. В этой части света много таких грубых укрытий. Они повинуются облику края и не выдаются ничем – низкие земляные холмики с тяжелыми деревянными дверьми, словно отверстыми в подземный мир. Я видел, как ветер с такой силой гнал дождь, что и взрослому не под силу было б отворить дверь. А однажды, спускаясь вниз, я увидал, как всю землю осветила фосфорно-синяя вспышка молнии.
Бьёт и хлещет по воздуху.
XV
Куоетоте был пригожим юношей и к тому же великим воином. Одна из жен воина Много Медведей влюбилась в него, и они сошлись. Потом как-то раз вышел Куоетоте из дому. Когда переходил он реку, Много Медведей выступил из укрытия на берегу, пустил в него стрелу и убежал. Куоетоте вернулся в лагерь, и кто-то вынул стрелу. Он очень мучился и потерял много крови. Знахарь долго им занимался, и на другой день Куоетоте выздоровел. Видите ли, он решил увести жену у Много Медведей. Вскоре воины собрались пойти набегом в Мексику. В ночь перед тем как мужчины выступят в поход, было принято устраивать пляску. Много было песен, и время от времени ктонибудь вставал, чтобы дать храбрый обет. Тут, вызывая общее внимание, встала жена Много Медведей. Она сказала: «Слушайте все мою песню. Что-то да случится сегодня». Потом она запела – и, поверите ли, старики до сих пор помнят ее песню: