Выбрать главу

Эта философия ей дорого обошлась. Перкинс не была склонна к самоанализу, у нее не было близких личных отношений, ее семейная жизнь оказалась не особенно счастливой. Трудно сказать, как все повернулось бы, не проводи ее муж столько времени в лечебницах, но, скорее всего, общественное призвание все равно бы перевешивало, не оставляя ей сил на личную жизнь. Она была создана для активизма. Она не умела ни принимать любовь, ни любить, ни быть уязвимой. Даже забота о дочери часто превращалась для нее в крестовый поход нравственного совершенствования. Фрэнсис держала себя под железным контролем и того же ожидала от дочери.

Сусанна унаследовала маниакальный темперамент отца. Когда ей исполнилось шестнадцать, Перкинс уехала в Вашингтон работать в администрации Рузвельта, так что мать и дочь почти не жили под одной крышей. На протяжении всей жизни Сусанна страдала от сильных приступов депрессии. К сороковым годам она фактически превратилась в хиппи — за 20 лет до появления этого движения. Сусанна была связана с разными контркультурными группами. Она сходила с ума по румынскому скульптору Константину Бранкузи и прилагала все усилия, чтобы шокировать благовоспитанное общество и поставить мать в неловкое положение. Например, как-то раз Фрэнсис пригласила Сусанну на светское мероприятие и умоляла одеться подобающе, но та пришла в откровенном зеленом платье и с дерзкой прической, увешав волосы и шею огромными цветами.

«Возникло жуткое убеждение, будто я была причиной нервного расстройства мужа и дочери, — признавалась Фрэнсис. — Это меня пугает и мучает»{43}. Сусанна никогда по-настоящему не работала, и Фрэнсис ее содержала. В возрасте 77 лет мать уступила ей государственную квартиру в Нью-Йорке, чтобы Сусанне было где жить. Ей пришлось работать, чтобы оплачивать счета дочери.

Каждая добродетель чревата грехом. Бывает, что сдержанность оборачивается холодностью. Фрэнсис Перкинс не была эмоционально открыта близким. И общественное призвание никогда полностью не компенсировало ей личного одиночества.

Долг

Губернатор Нью-Йорка Эл Смит был первой и главной политической любовью Перкинс — надежный, открытый к общению, красноречивый, умеющий найти подход к людям из разных слоев общества. Смит обеспечил Перкинс первый большой прорыв во власть. Он отправил ее работать в Комиссию по делам промышленности, которая регулировала условия труда по всему штату Нью-Йорк. Помимо щедрой зарплаты в восемь тысяч долларов в год, Фрэнсис Перкинс получила возможность быть в центре крупных забастовок и промышленных конфликтов. Она оказалась одной из немногих женщин не просто в мужском мире, но в самой мужской области мужского мира. Она ездила по фабричным поселкам и разрешала непримиримые споры между энергичными профсоюзными активистами и упрямыми руководителями компаний. В своих воспоминаниях она ни разу не хвастается этой отважной, даже безрассудной деятельностью. Для нее это была просто работа. Когда она пишет о своей жизни, то чаще это формальное: «Удалось сделать то-то и то-то». Для Фрэнсис такая безличность была оправданной: избегая употреблять личное местоимение, она давала понять, что любой достойный человек, разумеется, был бы обязан поступить так, как поступила она в тех обстоятельствах.

В 1910-х и 1920-х годах в Олбани Фрэнсис удалось поработать с молодым Франклином Делано Рузвельтом. Он не произвел на нее впечатления: она сочла его поверхностным и высокомерным за привычку высоко поднимать подбородок, когда говорил. Позднее, когда Рузвельт стал президентом, эту привычку истолковывали как знак уверенности в себе и живого оптимизма.