Поскольку швейная машинка стояла теперь без дела, я взяла себе соседний участок, чтобы получать двойную ставку. Теперь у меня больше половины дня занимала уборка. И тогда я почувствовала, что должна влюбиться. Во-первых, потому, что под механическое шарканье метлы или швабры обязательно надо что-нибудь себе представлять — вот как до сих пор я мечтала о конкурсе. Во-вторых, мой организм оказался, по-видимому, перенасыщен обидой и огорчением, и влюбиться для меня теперь было вопросом выживания. Я подсознательно стремилась потопить свои отрицательные эмоции в радостях и надеждах любви. Но как приступить к делу, для меня оставалось тайной, а с мамой я говорить об этом стеснялась. И тут судьба неожиданно послала мне советчицу в лице моей учительницы, той, что когда-то называла меня Мальвой. Я мела двор, стараясь не задевать по движущимся наперерез метле ботинкам, кроссовкам и сапогам — почему-то в тот вечер мимо нашего дома шло много народу. И вдруг меня окликнули: «Мальва! Это ты, деточка?» Я так стосковалась по своему детству, где все было понятно и правильно, что буквально расплакалась от этого оклика да еще от вида знакомой приземистой фигуры в старомодном пальто, с вылезающими из-под шляпки седыми кудерьками. И учительница тоже расчувствовалась, повела меня на обочину дороги, неуклюже придерживая выпадающую из моих рук метлу.
— Что с тобой, Мальва? Ты плачешь? У тебя что-нибудь случилось?
— Ничего не случилось, Илария Павловна, просто все плохо в жизни... Я раньше думала, что жить — это счастье, а теперь вижу — ничего хорошего!
— Что ты, деточка, так нельзя говорить, — испугалась моя старая учительница. — Мало ли что бывает, разве можно роптать на жизнь? Вот лучше пойдем сейчас со мной, и ты мне все расскажешь.
— Прямо сейчас? А вы так поздно из школы? Вам, наверное, надо отдохнуть...
— Я не из школы. Уволилась, стара стала. Так что времени у меня предостаточно.
Таким образом я оказалась в большом старинном доме на улице Чаплыгина, с высокими потолками, украшенными лепными медальонами, с широкими паркетинами и скособоченными скрипучими дверями. Квартира была коммунальной, но соседей я почти не видела — из одной двери вышла тихая старушка, в другой на миг обозначился мужчина, заросший щетиной, вроде как с запоя. Но тут же и исчез, не сказав ни слова. Из большой передней Илария Павловна повела меня в свою комнату, где как-то особенно пахло: сухим деревом, почти выветрившимся ароматом духов, горьковатой пылью и как будто сухими мальвами. Или мне это только показалось?
Я почувствовала, что в этой комнате мне предстоит выговориться. Здесь меня внимательно слушали, однако не так, как слушала бы мама, чересчур волнующаяся от моих слов. То обстоятельство, что Илария Павловна больше не была учительницей в школе, снимало последние барьеры застенчивости.
— Вот, значит, как... — пожевала она бледными губами, выслушав мой рассказ о конкурсе. — Ну что ж, это бывает, бывает... особенно теперь. Но и всегда бывало, во все времена. Я думаю, деточка, что ты правильно поступила, когда не стала подавать в суд. Ведь у тебя нет никаких доказательств, а чувства в суде не в счет...
— В том-то и дело! Если бы у меня были доказательства...
— И то еще неизвестно! Как говорится, с сильным не борись, с богатым не судись. Тебя некому поддержать, а это, как ни грустно, главное! — Она вздохнула и помолчала. — Однако я вижу, вся эта история не убила в тебе волю к жизни, да... Наверное, тебе сейчас хочется как-то встряхнуться, обрадоваться. Вот именно — обрадоваться! Ты не думала о том, чтобы влюбиться?
— Как вы все знаете, Илария Павловна...
Но вслед за этим искренним, восхищенным признаньем мне пришлось выслушать долгое наставление о том, как осторожно надо подходить к подобным вещам. Общество сейчас в нравственном кризисе, а мужчины — наиболее шаткая его часть в том, что касается границ дозволенного... Женщина скорее теряет ясность ума, а мужчина — свежесть чувств. Словом, я минут двадцать слушала о том, что далеко не всякий мужчина благороден, а многие вообще из рук вон плохи. И если даже Средние века породили Синюю бороду и маркиза де Сада, то что говорить о нашем времени, отравленном искаженным взглядом средств массовой информации на верность и целомудрие, а также жестокими сценами, постоянно встречающимися в фильмах... Дальше речь зашла о наркотиках и алкоголе, востребованных теми, кто не имеет достаточно внутренних сил противостоять действительности... — Илария Павловна кивнула в сторону двери, вероятно, имея в виду своего заросшего щетиной жильца. Но мне уже было неинтересно слушать. Я и так знала, что нельзя сближаться с первым попавшимся человеком, и ждала от своей учительницы иного урока — с чего начать и, главное, с кого. Где найти этого героя, изначальный материал для рассмотрения: годится — не годится? А вот этого мудрая Илария Павловна и сама, похоже, не знала.