— Прости, мама! — зашлась слезами Тамара Федоровна.
— He о том ревешь, что мама, — бесстрастно определила бабка. — О том, что Леня тебя не полюбил...
— И это тоже! Я сейчас жизни своей не рада! Прямо хоть руки на себя наложить!
— Ну, придет время, смерть сама явится!.. — Бабке пришлось переждать, чтобы у нее выровнялось дыхание. — А что до мужика... Не думай, Томка, он тобой не побрезговал!
— А почему тогда?.. — с напряженным вниманием спросила Тамара Федоровна.
— Потому, что он в Мальвинку влюблен. Вот и постеснялся.
— В Мальви-инку?.. — Это было для Тамары Федоровны потрясающим сообщением. — Да как же так... ведь она...
— Ну да, в дочки ему годится. Но сердцу ведь не прикажешь.
— Так она, Мальвинка, тоже ему взаимностью отвечает?
— Не всерьез... Ну, что-то там себе, может, думает... Она ведь не такая, как наша Валька — соблюдает себя!
В это время в передней хлопнула дверь — пришла упомянутая Валька.
— Простишь меня, мама? — всхлипнула Тамара Федоровна, торопясь закончить разговор до того, как дочь войдет в комнату.
— Бог простит. Деньгами иудиными с Валькой поделись, ей ведь теперь негде взять. На что жить будет?
— Какими деньгами? — вытирая слезы, переспросила она.
— Теми, что у Рауля взяла... А вот и она!..
Валька боялась, что уже не застанет бабушку в живых: ее выпуклые голубые глаза блестели налетом влаги, а лицо приняло выражение невесть за что обиженного ребенка.
— Ну как, бабуленька?..
— Поди-ка сюда. А ты, Томка, выйди!
Когда Тамара Федоровна скрылась за дверью, бабка велела соединить ее по мобильному с Раулем.
— Зачем, бабуль? — со слезами спросила Валька. — Ведь все уже выяснилось, ничего другого не будет. Для чего тебе еще унижаться?
— Христом-Богом тебя прошу — набери!
Валька набрала и стала придерживать мобильник на подушке, возле бабушкиного уха. Вызванный номер вскоре ответил.
— Рауль? — переспросила бабка. — Я помирать собралась. Коли не хочешь, чтоб прокляла тебя на том свете, — тогда сам знаешь чего. — Сказав это, она махнула внучке рукой — выключай, мол, эту свою штуку. И с чувством исполненного долга откинулась на подушки.
— Бабуленька, ты не помирай! — завопила испуганная Валька.
— Кабы не зря, а так что ж... помереть каждому придется, — медленно ответила бабка. — Не до ста же лет мне небо коптить!
— До ста. — Валька встала на колени возле кровати и прижалась лбом к бабушкиной руке. — Живи до ста лет! И еще дольше! Всегда живи!
— Ишь ты — всегда... Сама вот пообещай, что пить бросишь. Молчишь... Ну хоть постарайся, а?
— Постараюсь... — стуча зубами, чтоб не расплакаться, обещала Валька.
— Вот и ладно. А теперь иди, отдохнуть мне надо. Да не бойся, так сразу не помру...
Бабка прикрыла глаза своими птичьими веками. Валька поправила ей одеяло и на цыпочках вышла.
21
Когда я пришла домой, там была только Нюта — мамочка уже ушла на работу Я стала рассказывать ей про Душепопечительский центр и про Евфросинию. Нюта слушала, кротко склонив к плечу свою белокурую головку — ни дать ни взять ангелочек.
— Правильно, Мальвина, — одобрила она, выслушав меня до конца. — Ты, конечно, крестись. Меня тоже крестили, когда я была маленькой. Теперь, как умру, можно в церкви отпевать...
— Да что ты о смерти, Нюта! Тебе еще жить да жить. В этом центре тебе помогут...
— Мне никто уже не поможет.
— Что же ты, даже не пойдешь туда? Мне один монах, Андреем его зовут, обещал устроить, чтобы нам с тобой поскорее можно было прийти.
— Пойду. Да, я пойду в этот центр — как его, душеспасительный?
— Душепопечительский, — поправила я. Действительно, название такое, что не сразу выговоришь!
— Я туда пойду, но не за помощью. Просто не хочу обременять вас с Верой Петровной — вы и так уже хлебнули со мной всяких забот. А в этом центре, может, устроят куда...
— Нюта!.. — возмущенно воскликнула я.
— У меня ведь и документов нет, в секте отобрали. Может, там помогут восстановить. А то ведь и не похоронят рядом с родными...
— Нюта, ты опять за свое!..
В общем, я прекратила с ней разговаривать и пошла на кухню подогреть для нее бульон. Но пока он подогревался, Нюта от слабости задремала, так и не дождавшись обеда. Будить ее я не стала и раскрыла пока «Житие» преподобной Евдокии-Евфросинии.
Она была женой Дмитрия Донского, поднявшего Русь на Куликовскую битву. На ее долю пришелся весь нервный, эмоциональный труд жены, матери и хозяйки огромного государства, разоренного татаро-монгольской ордой. Наверное, без Евфросинии не было бы и победы на Куликовом поле, потому что она во всем вдохновляла князя Дмитрия. Княгине пришлось пережить гибель своих детей, пленение старшего сына, а вскоре — смерть мужа, бывшего ей всегда лучшим другом. И еще целую вереницу бед, пожаров и эпидемий, едва не сгубивших наш город и всю страну. Но она оставалась деятельной, умеренно веселой, а свою скорбь прятала в глубине сердца.