— А вы знаете, я сама сегодня об этом подумала... Может, когда и будет... А почему вы это так сказали, словно вам грустно?
— Потому что я намного старше вас, — глухо отозвался он. — И многое в жизни испробовал, хорошего и плохого. Одним словом, нам с вами не по пути. — Он сделал паузу, словно ему тяжело было говорить. — А просто так, ради приятных ощущений... это, знаете, не пройдет без труднопреодолимых последствий. Ни для вас, ни для меня.
Я хотела сказать, что все это не так важно, главное — он думает обо мне всерьез, так же как и я о нем все время думаю! Но образ моего будущего сыночка, о котором упомянул Леонид Сергеевич, действительно выбивался из этих мыслей. Сыночек — нечто настоящее, реальное, вот как Садик у Вальки. Он не из мечты, в то время как о Леониде Сергеевиче в качестве близкого человека я могла только мечтать. Можно представить себе, как мы любим друг друга, но нельзя — как он поселяется в нашей квартире, сосуществует с мамой, которая, вероятно, моложе его; как он катит коляску с нашим сыночком, ведет его в детский сад... Хотя почему нельзя? Все это могло бы устроиться. И в то же время чутье, опережающее сознание, не признавало Леонида Сергеевича частью моей обычной жизни. Он останется для меня человеком неосуществимой мечты, а для сыночка надо «строить семью», как обычно говорит моя мама.
— Я не всегда был на высоте, — глухим голосом продолжал мой собеседник. — Случалось, и водочку принимал, и с вашим прекрасным полом... Словом, растратил себя. Вон даже бомжом довелось побывать, как вы сами знаете. Я б и не рискнул сейчас заводить ребенка. Нельзя войти дважды в одну и ту же реку, как сказал Гераклит.
— Но Леонид Сергеевич!..
— Если вы сейчас скажете, что все это не имеет значения, что вы только со мной мыслите свою жизнь и все прочее... Все это будет прекрасно, но в конечном счете мы вернемся к тому, с чего начали. Вы замечательная девушка, Мальвина, и я меньше всего хочу испортить вам жизнь.
— Но что же мне делать, если я сама...
— Постарайтесь думать обо мне по-другому. Как о своем друге, о человеке, который хочет вам помочь. При случае, конечно, и в щечку вас поцелует, и томными глазами посмотрит... — Он невесело усмехнулся. — Словом, я ваш преданный трубадур. И думайте действительно о своем будущем, ведь вам, несмотря на молодость, все-таки не восемнадцать лет. В первую очередь начнем с творчества...
Мы снова договорились, когда пойдем в школу моделей, и после этого Леонид Сергеевич со мной попрощался. Я сомнамбулически опустила трубку на рычаг, настолько меня переполняли разные впечатления. И все-таки самым главным было то, что он так серьезно ко мне относится! Он много думает обо мне! Я его «зацепила», как говорили девчонки во время наших былых школьных дебатов! А раз так, будет как я хочу... Но чего я хочу?
В сумятице чувств я нашарила на столике «Житие» и хотела идти к себе, успокоиться за чтением. Но на пути у меня возникла Нюта:
— Прости, Мальвина, я должна тебе кое-что сказать. Мне тоже звонили — сразу из двух мест...
— Из Душепопечительского центра, а еще откуда?
— Илария Павловна. Она ведь и моя учительница тоже!
— Что она сказала? — допрашивала я, уже чувствуя, что в нашей жизни грядут перемены.
— Она пригласила меня к себе жить. Там в квартире еще старушка и человек, который мне в отцы годится. Все они хотят, чтобы у них была «дочка Снегурочка», как она сказала. Помнишь, у деда с бабой?..
— Но ведь она растаяла... — не подумав, брякнула я и тут же об этом пожалела: сейчас Нюта уцепится за свою любимую тему и станет уверять, что ей тоже недолго осталось жить.
— Я подумала, действительно стоит переехать, — спокойно сказала новоявленная Снегурочка — надо признать, это прозвище очень подходило Нюте! — Раз они хотят. А тут ты останешься, тебе тоже пора свою семью заводить.
Да что они, сговорились, что ли?!
— Нюточка, если ты хочешь переехать, можешь сделать это хоть завтра, — сказала я вредным голоском отличницы младшей школы, когда мы учились у Иларии Павловны. — Но при чем тут я и моя несуществующая семья?
— При том, — упрямо повторила беленькая Снегурочка.
— А ведь ты хотела жить в своей квартире или, на худой конец, в своем подъезде! — не удержалась я.
— Я хотела умереть в своей квартире, — поправила Нюта. — А теперь я думаю, может быть, мне еще предстоит пожить? Вдруг от меня еще будет что-то полезное — ну, хотя бы служить примером того, как опасно попасть в секту?
— Вот это здорово, Нютка, твоя бабушка тоже бы так сказала!
— Она мне уже сказала, моя бабушка. Она приходила ко мне там, в нашей спальне.
Я смотрела на Нюту во все глаза: я знала, что у ней повреждена психика, но до сих пор это проявлялось только в разговорах о смерти.