— Но эта девушка…
— Она сама привязалась ко мне, а на любые попытки избавиться от нее реагировала крайне недовольно.
— Она называет тебя госпожой, поэтому со стороны это выглядит подчинением.
— Я прекрасно осведомлена в том, что наш разлюбезный Глава запретил порабощение магами любых сущностей, не способных самостоятельно принимать решения. Но Сиара — разумное существо.
— Так кто же она?
Яснина смерила мужчину долгим и сомневающимся взглядом, будучи до конца не уверенна в том, что он правильно поймет ее, но ответила. — Блуждающий огонек…
— ???
— Блуждающий болотный огонек. Тот самый, что возникает в глубине леса или в топях и манит за собой заблудившихся путников. И не надо делать такое лицо, Вран. Представь мое, когда крошечная искорка на моем пути превратилась в вот такое чудное создание…
— Да уж, — едва выдохнул Вран, задумчиво и растерянно потирая затылок, — я думал, что это просто сказки. И где же ты нашла ее?
— Я несколько месяцев провела в одной деревеньке на северной границе, выслеживая милую и очень зубастую зверюшку, которая любила подзакусить местными жителями. Они все, как один, боялись выйти из собственного дома во двор, а местный маг, весьма слабый, не способный даже справиться с хищником, постоянно наведывался в лес и возвращался целым и невредимым. Словно кто-то или что-то указывало ему безопасный путь. Я проследила за ним во время одной из таких вылазок, и увидела, что под плащом он прячет стеклянную банку с блуждающим огоньком, вынуждая тем самым всех остальных помогать ему. Я, конечно, объяснила ему, что маленьких обижать не хорошо, и накостыляла по шее. Выпустила огонек, а он на моих глазах превратился в Сиару. Она всегда отличалась излишним любопытством, которое ее и сгубило. Я даже позавидовала магу, который улепетывал с такой скоростью с полянки, что только пятки сверкали. Я покинула деревню, даже не подозревая о том, что эта мелочь увязалась за мной. Она дождалась до столицы, чтобы заявить о себе, и вот с того самого момента я никак не могу избавиться от нее…
— Невероятно…
— Я сказала тоже самое, когда крошечный огонек наловчился таскать из вазы с фруктами виноград. Не знаю, почему она его так любит, но каждый раз превращается и потихоньку стягивает гроздь, чтобы утащить в какой-нибудь укромный уголок, распугивая на своем пути всех служанок. Наверное, ей просто нравится, когда они с визгом и криком гоняются за ней по всему дому с метлами.
— Ты удивительным образом притягиваешь к себе необыкновенных созданий…
К их уединенному столику торопливо скользнула смущенно улыбающаяся Милана, нервно теребящая в руках поясок на платье.
— Сюда направляется Глава Ордена собственной персоной…
— Кстати об удивительных созданиях, — колдунья подавила раздраженный вздох, отставляя бокал в сторону, и деловито осведомилась у мнущейся в нерешительности девушки, — Успею уйти через черный ход?
Милана отрицательно замотала головой.
— Бальд был на стреме…эээ на чеку, — торопливо поправилась она, косясь на мрачнеющего на глазах хозяина, — он сказал, что господин Рогд в страшной ярости. Его задержали по пути, но это ненадолго…
— По вторникам он обедает и ужинает на Светлой улице, там открылась новая таверна.
— Намекаешь, что это по мою душу?
— Прямо говорю, что ему уже обо всем доложили.
Вран тяжело поднялся, знаком подзывая к себе заметно смутившуюся девушку, которая попыталась улизнуть, но была поймана за пояс.
— Ну, моя прелесть, ничего не хочешь мне рассказать?
Милана сдавленно пискнула и сжалась, виновато поглядывая на сердитого мужчину, но не предприняла ни малейшей попытки, чтобы оправдаться. Она уже давно придумала эту систему, в тайне от не одобряющего такие уловки Врана. Несколько мальчишек, выросшие вместе с ней на улице, постоянно дежурили на подступах к таверне, предупреждая ее в случае чего. А ловкая девушка вовремя извещала спокойно ужинающих гостей о неожиданных визитах малоприятных личностей, с которыми они старательно избегали встреч. Сама колдунья нередко прибегала к их услугам, не желая лишний раз сталкиваться с некоторыми магами из ордена.
Яснина скорее почувствовала, чем заметила приближение колдуна, но старательно не подавала вида. По воздуху пронесся неясный, смутный шепот, заставивший ее недовольно поморщиться. Рогд никогда не считал нужным скрывать или сдерживать в узде свою силу, чем весьма раздражал колдунью, которая, наоборот, не выставляла ее напоказ без крайней необходимости. Темная фигура выросла перед ней, плавно скользнув из мягкого полумрака.
— Твои доносчики не дремлют, — она лениво и небрежно отсалютовала ему едва наполненным бокалом, позволяя дразнящей улыбке скользнуть по губам, — браво…
— Как невежливо с твоей стороны, — мужчина отодвинул стул, чтобы сесть, сложил руки на груди и перевел на нее разъяренный взгляд, превративший янтарные глаза практически в желтые, — воспитанные люди всегда заходят поздороваться к друзьям, когда возвращаются из путешествия.
Колдунья смерила его насмешливым взглядом, чтобы позлить, но была вынуждена признать, что выглядит он не лучшим образом. Рогд, обладающий высокой и худощавой фигурой совсем осунулся, поэтому черный, расшитый золотой нитью сюртук висел на нем, как на вешалке. Плавные и красивые черты лица хищно заострились, а под глазами пролегли глубокие тени. На мгновение совесть колдуньи остро дала знать о себе, неприятно кольнув ее, но она довольно быстро загнала ее обратно. Стоило вспомнить обескровленное, изможденное страшной болью и мукой лицо Велиславы, чтобы не позволить себе и секунды на сомнения.
— Хм, ну здравствуй.
Ее приветствие прозвучало как форменное издевательство. Рогд стремительно подался вперед, с грохотом опуская сжатые кулаки на стол, с такой силой, что столовые приборы и изящная хрустальная ваза с лилиями слегка подпрыгнули.
— Где тебя демоны носили?
Яснина плавно поднялась со стула, опираясь руками на стол и наклонившись вперед, зло прошипела. — Не смей повышать на меня голос! Будешь задавать такие вопросы своим припозднившимся любовницам, а не мне!
— Вот как ты заговорила…
Одним движением, словно сжатая до придела пружина, он резко выпрямился, нависая над столом всем своим немалым ростом, также упираясь в край руками. Они напряженно прожигали друг друга взглядами: она с ненавистью и не скрываемой злобой, он — с яростью и плохо скрытой ревностью. Ревностью? Яснина раздраженно выдохнула и села обратно.
— У тебя из глаз уже искры сыплются, а мне очень понравилась эта скатерть.
— Я жду…
— Мммм, повтори вопрос, я немного отвлеклась и пропустила его, — с ехидными нотками издевательски протянула колдунья, заставив мужчину яростно выдохнуть и громогласно рявкнуть.
— Где ты была?
Его гневный и злой крик разнесся по огромному пустому залу, отражаясь от стен. Подобного отношения к себе Яснина стерпеть не смогла. Быстро вскочив на ноги, она разъяренно отшвырнула накрытый столик силовой волной, останавливаясь напротив стремительно выпрямившегося мага, откровенно усмехаясь ему в лицо.
— Там, куда на верную смерть кто-то их твоего расчудесного Ордена послал Велиславу. А может это сделал ты сам?
— Что?
— Ты слышал, что я сказала. Только, похоже, никто из вас не учел, что за эту девочку я перегрызу любому глотку. И если это будешь ты, Рогд, я не остановлюсь…
— Думаешь, ведьма для меня такой сильный противник, что я стал бы отправлять ее на границу, чтобы там без лишних свидетелей избавиться от нее? К тому же, мне прекрасно известно, что ты помешана на дружбе с этой мелкой.
— О, как мило. Может, ты в курсе и моих сердечных привязанностей?
— Хватит, — он наклонился к ней, чтобы прямо посмотреть в горящие издевкой глаза и тихо произнес, — прекрати.
Если бы Яснина знала этого мага хуже, то решила бы, что в его хрипловатом голосе прозвучала едва различимая, тщательно скрытая боль. Но она за долгие годы их знакомства слишком хорошо узнала все стороны мужчины, с которым ее невольно столкнула судьба, в том числе и темные, чтобы довериться даже своему слуху. Глава Ордена сумел провести такое количество людей и магов, что рядом с ним можно было смело отказываться верить всем органам чувств. Для стоящего напротив нее колдуна в этом мире не существовало ничего святого, поэтому Яснина давно пришла к выводу, что чувство, которое он испытывал к ней когда-то никогда не было и не могло быть любовью, а затем и вовсе переросло в инстинкт собственника, лишенного того, что он так жаждал заполучить.