– И так, вас и вашу фирму интересуют сообщения Клима Фомича, не скрою, после вашего звонка, я таки отыскал его сообщения. Клим Фомич – человек весьма серьёзный, сорок с лишком лет одинокой жизни в лесу кого хочь отучат от глупых шуток. Но в последнее время, по мнению наших доморощенных остряков, он здорово поднаторел в юморе.
Замолчав, он полез в тумбочку стола, я же отвернулся от схемы, поняв, что без его помощи кордона на ней не отыщу.
– Извините, найти не могу, перед обедом специально отложил один, весьма характерный документ. Ага… Вот.
Он достал тетрадный листок с неуклюже теснящимися на нём огромными буквами и, прежде чем начать читать, почему-то насторожённо взглянул на меня:
– Вот послушайте один из его «шедевров», направленных к нам – он повертел листок, разыскивая дату. А я вдруг понял, что мне в нем не нравится, скорее, настораживает,– игра, он явно переигрывал, стараясь показать своё более чем юмористическое отношение к этим сообщениям. Что-то здесь не так, и то, как ни кто в лесничестве не хотел со мной говорить, отпасовывая к другим, и непрерывное шутовство Ерёменко, которым он явно хочет, что-то прикрыть, но вот что?
– Ага..– продолжил он :– Пятнадцатого июня сего года. И так, читаю…
Он многозначительно взглянул на меня: – «Заявление, с четырнадцатого мая, мною захвиксированы вбытки, щез распадок и озеро Изумрудное по сегодня найти не могу, сообщите милиции».
Всё так же настороженно он смотрел на меня:
- Каково?
Странным образом слова его не соответствовали взгляду, он как будто пытался что-то скрыть, и во мене всё больше крепло убеждение, что сам он эти сообщения воспринимает, гораздо серьёзнее, чем хочет показать в своей шутливой интерпретации, поэтому мне смеяться не хотелось совершенно. Я взял у него документ и попросил:
– Покажите, пожалуйста, кордон сорок четыре, тридцать два на схеме.
Мой тон насторожил его, он встал и уже без шуточек, очертил границы кордона на схеме:
- Это вот здесь. Вы считаете, это серьёзно? – добавил он тихо.
– Да нет.… Нет… – не вдумываясь в ответ, я, невольно, подался к схеме, поражённый местоположением кордона. Шангарское шоссе, на этом участке, выгибалось широкой дугой и именно тридцать шестой, тридцать седьмой его километры были ближайшими к юго-восточной границе кордона. И именно с его стороны доносился рёв турбины, и выплывали, судя по донесениям, на шоссе таинственные «слабосветящиеся объекты». Столь внезапная удача, просто ошарашила меня, буквально до головокружения, забыв обо всём, вглядывался я в схему: лес, как лес, два небольших озерца, одно даже название имеет – Изумрудное. То, что, вероятно, пропало, река пересекала кордон ближе к северо-западной границе, вот и всё, ни каких особенностей, самый обычный участок, и от населённых пунктов довольно удалённый, а, значить, и от дорог…
Я оторвался от схемы, более подробно изучу в Агентстве, повернувшись к Ерёменко, закончил свою мысль:
– Да, вот, что бы не было сплетен и неуместных слухов, – жестом я предложил ему вернуться к столу:– Я вас посвящу в некоторые детали этого дела, но, само собой разумеется…– Выдержав выразительную паузу и придав лицу самое строгое выражение, обычно это действует,– авторитет фирмы гарантирует, продолжил:
– Это строго между нами, вы, разумеется, знаете, что бывает за разглашение государственной тайны, раз вы к ней приобщились, надеюсь, об этом особо предупреждать нет необходимости?
Его вид говорил о предельном внимании к моим словам, убедившись в этом, я продолжил:
– Так вот, вполне возможно, что у Клима Фомича.– странно, что я с первого захода запомнил имя и отчество обходчика, это порадовало меня и, конечно же, добавило авторитета: – Поражена психика, в результате определённого воздействия ряда факторов, обусловленных воздействием со спутника. Это всё что я пока могу вам сказать.– закончил я, не спуская с него взгляда.
И куда только твоя любовь к юмору делась, – усмехнулся я мысленно, довольный придуманной версией и действием, оказанным ею на Ерёменко. Он заметно побледнел, и я уже было решил, что несколько перестарался, от излишнего усердия.