Но сколько превращений испытывал световой луч, прежде чем вырваться из лабиринта ионных построек! Немудрено, что окраска минерала то горела ровным пламенем, то рвалась сверкающим потоком, будто из самых глубин камня, то мерцала и переливалась всеми цветами радуги, создавая неповторимую игру света на всей поверхности.
И обо всем этом Воронов не просто рассказывал. Он тут же, по ходу лекции, быстро размалывал кристалл темно-синего галита в порошок, и порошок оказывался снежно-белым. Или направлял луч электрического света на изумрудно-зеленый александрит, и тот становился зловеще-красным. Или чертил по фарфоровой пластинке латунно-желтым пиритом, и все с удивлением убеждались, что черта была зеленовато-черной.
А когда включили люминоскоп и какой-то серый, совсем невзрачный минерал под действием невидимых ультрафиолетовых лучей окрасился в мягкий бархатисто-голубой цвет, Люся чуть не вскрикнула от изумления.
— Ой, что это за минерал? Я не расслышала, — шепнула она сидящему рядом Ивану.
— Это шеелит, — обернулся тот. — А почему вы не пишете? В учебнике не все найдешь.
— Да я… Все равно ведь мне надо с начала переписывать, — смутилась Люся и придвинула тетрадь.
Но в коридоре уже послышался звонок. Воронов поинтересовался, все ли ясно, и вышел из аудитории.
Ребята с шумом поднялись. Иван принялся заполнять рапорт посещаемости. Мимо торопливо прошла Таня, за ней — Наташа с Аллой, а Люся все еще не двигалась с места.
Кто-то легонько тронул ее за плечо:
— Ну как? Сила?
Возле нее стоял Саша.
— Да. Я и не думала, что минералогия…
— Не в том дело! — перебил Саша. — Думаешь, если б минералогию читал Камбала, ты услышала бы что-нибудь такое!
— Камбала? Что за камбала?
— Завтра узнаешь, — ответил Саша. — Ну, всего!
Он подхватил сумку и помчался к двери.
Домой Люся шла медленно. Вот она и студентка, уже совсем взрослая девушка, и окружают ее не мальчишки и девчонки, а тоже взрослые самостоятельные люди. Такие разные и такие непонятные. Как-то сложатся ее отношения с ними? И сколько пройдет времени, прежде чем она почувствует себя здесь так же просто и уверенно, как в школе?
А преподаватели, которым нет, кажется, никакого дела до своих слушателей! А сами лекции, каждая из которых длится восемьдесят минут, и которые надо успеть понять и записать, и на которых нельзя задать ни одного вопроса вплоть до самого звонка. Как не похоже все это на привычные школьные занятия. Недаром отец писал: «Школа это еще тихая заводь, университет — уже море…» Милый, дорогой папка! Он был уверен, что в школе все у нее было тихо и спокойно. Но ведь это совсем не так…
В школе Люся никогда не была в числе тех, кого называют «первый ученик», «заводила», «душа класса» или что-нибудь в этом роде. В журнале против ее фамилии стояли и пятерки и тройки. На собраниях и сборах она садилась обычно где-нибудь подальше, в уголке, говорила редко и мало. На вечерах старалась не выделяться. В мастерской и на школьном участке работала молча, ни с кем не спорила, хотя и делала все по-своему.
Естественно поэтому, что среди подруг она казалась незаметной. Не пользовалась как будто успехом и у мальчишек. Во всяком случае, по ней не вздыхали, ей не писали записок и не пытались приглашать в кино.
Люся и не удивлялась этому. В классе было столько умных, красивых, интересных девочек. Но мальчишки — самые обыкновенные, интересы которых ограничивались, пожалуй, достоинствами центра нападения местной команды.
А Люся мечтала всегда о людях необыкновенных. Недаром любимым героем ее был поэт Байрон. Даже на столе у нее стоял портрет мятежного лорда.
Не удивительно, что и в жизни Люся старалась найти людей своей мечты. Такими были, наверно, ее отец и мать. Таким был, может быть, их учитель математики. И, конечно же, — друг отца, заведующий краеведческим музеем Александр Павлович Голиков, бывший председатель военно-революционного комитета и командир партизанского отряда.
А вот среди ребят своей школы, да и своего двора Люся таких людей не встречала. Был, правда, Коля Старкин из десятого «Б», который считался самым способным и самым талантливым мальчиком в школе. Он ей нравился. И одно время она готова была считать его почти необыкновенным человеком. Но тот опередил ее, заявив как-то, незадолго до окончания школы:
— Ты, Люся, прости меня. Сама понимаешь. Я в некотором роде человек выдающийся. А ты… Ну, что в тебе такого особенного?..
На следующей неделе он уже провожал с катка Машу Кротову и, говорят, преподнес ей стихи. И это после того, как твердил Люсе о «вечной дружбе», мечтал вместе с ней пойти на геофак и даже — смешно вспомнить! — назначил однажды ей свидание в парке. А теперь вот он укатил в Москву, где его «устроили» на факультет журналистики. Люся не удивилась этому. Журналистика, пожалуй, больше подходит Коле.
Одним словом, мечты остались мечтами. Так было в школе. А как будет теперь, в университете?..
5. КАМБАЛА
На этот раз Люся вышла из дому раньше, чем вчера.
Но по дороге встретился Вася Егоров — они не виделись почти все лето — и звонок снова застал ее на лестнице.
А ведь сегодня первую лекцию должен читать профессор Бенецианов. Люся бегом поднялась по лестнице, миновала левое крыло коридора. Вот и тридцатая! Дверь открыта, значит, не опоздала! С бьющимся сердцем переступила порог аудитории. Но… Все места были заняты. Что же делать? Снова искать Сашу?
Она дошла до последнего ряда в надежде увидеть хоть приставной стул.
— Девчонки, двигайтесь! — Рослая полнолицая девушка властно махнула рукой, и с краю освободилось место. — Садись, — кивнула она Люсе. — На геологии— наши законные места.
— Спасибо. — Люся перевела дыхание и огляделась. Большинство ей были уже знакомы. Вон там, в соседнем ряду, мелькает вихрастая голова Саши. А рядом с ним Наташа. По другую сторону от Наташи — Алла Дубровина, чуть поодаль — Иван, и тут же Таня.
Люся посмотрела в другой конец аудитории. Там громко рассказывал что-то смешное худой широкоскулый парень с лихо закрученным чубом. А неподалеку от него скучал красивый темноглазый юноша в новом щегольском костюме и ярком галстуке.
«Кажется, Валерий…» — вспомнила Люся и перевела взгляд на свою соседку, статную дивчину с высокой грудью и крупными мужскими руками: та сосредоточенно рылась в сумке. В это время все шумно встали — в аудиторию вошел, чуть волоча ногу, невысокий грузный мужчина с коротко постриженными усами. Не поднимая глаз на студентов, он махнул рукой. Все сели.
— Ну-с! — проговорил Бенецианов и, достав из грудного кармана очки, медленно помахал ими в воздухе. Затем раскрыл пухлую тетрадь с конспектами.
— Те-е-емой сегодняшней лекции… — начал он почему-то нараспев.
Люся пододвинула тетрадь и приготовилась записывать. Но это оказалось не так просто. Странная манера профессора читать нараспев не давала сосредоточиться. Она посмотрела по сторонам. Писали, оказывается, не все. Соседка Люси старательно выводила на промокашке большущую камбалу. Сидящая за ней девушка, красивая остроглазая брюнетка, строчила какую-то записку, переглядываясь украдкой с пижоном в ярком галстуке. Саша что-то быстро шептал Наташе с Аллой.
Бенецианов продолжал читать, не повышая и не понижая голоса.
— При-и-имером чисто гранитных интрузий может служить Белтаушский плутон. Это ма-а-агматическое тело…
Раздался приглушенный смех. Бенецианов, резко вскинув голову, сорвал очки.
— Та-а-ак… — протянул он. — Что это вас так развеселило?
Он смотрел на девушек, сидевших рядом с Сашей.
— Нужно вста-а-ать, когда с вами разговаривает профессор.
Алла и Наташа неловко поднялись.
— Ну-с, отчего же вам так весело?
Девушки молчали, все больше краснея под пристальным взглядом Бенецианова.