Петр Ильич помялся:
— Видите ли, Юрий Дмитриевич, я полагал, что ссылки следует делать только на печатные работы. А речь идет о рукописных отчетах, которые… Да, кстати, — оживился Ларин, — недавно я читал последнюю работу по Урбеку Сковородникова. Там тоже нет ссылок на эти отчеты…
— Сковородникова? Что-то не слышал такой фамилии. Дельный ученый?
— Кандидат наук…
— Это не одно и то же.
— Я понимаю. Просто к слову. Так вот, я думал…
— Неправильно думали! — перебил Воронов. — Ссылки требует все, что сделано не вами. К тому же, в диссертации вы ссылаетесь и на рукописные работы, — в частности, мои, профессора Бенецианова… Словом, это необходимо вам исправить.
— Но ведь поздно, Юрий Дмитриевич. Работа у рецензентов.
— Что же вы предлагаете?
— Я улажу это дело.
— Как?
— После вам скажу, Юрий Дмитриевич. Хорошо?
Воронов пожал плечами:
— Но, имейте в виду, так оставить нельзя.
— Конечно, я понимаю… — Петр Ильич поспешно попрощался и пошел к двери.
— Попросите, пожалуйста, Нину Павловну, — вслед ему сказал Воронов.
— Хорошо, Юрий Дмитриевич. — Ларин вышел из кабинета. На столе осталась его тетрадь со списком одиннадцатой группы. Воронов взял ее в руки. В конце списка карандашом было приписано: «Андреева Людмила Владимировна».
«Людмила Владимировна… Люся… — подумал Воронов. — Так это и есть она, та незнакомка?»…
— Можно к вам?
Дверь приоткрылась, и в нее мягко проскользнула Нина Павловна, старший лаборант кафедры, дама неопределенных лет. Губы ее алели так ярко, что можно было позавидовать возможностям парфюмерной промышленности.
— Нина Павловна, сходите, пожалуйста, в библиотеку и подберите каталоги рентгенографических установок.
— И больше ничего?
— Да, вот еще! Там, в деканате, должно быть, сидит корреспондент, я просил подождать. Пригласите его, пожалуйста.
Нина Павловна вздохнула: «И это мужчина! Будто тут не женщина, а гранитная глыба. Впрочем, чего еще можно ждать от бесчувственной «электронной машины»! Поджав губы, она гордо покинула «жестяницкую мастерскую», в которую превратился уютный и солидный кабинет ее прежнего шефа.
Через несколько минут перед Вороновым сидел не очень молодой, по чрезвычайно подвижный мужчина в кожаной куртке и быстро сыпал торопливым говорком:
— Мы понимаем, товарищ Воронов, что ваши работы имеют большую известность — и не только у нас, но и за границей. Однако до сих пор с ними знаком лишь узкий круг ученых. Что же касается широкой общественности, то она едва ли знает о выдающихся достижениях, полученных в этой лаборатории.
Воронов слегка поморщился. Но словоохотливый посетитель не обратил на это внимания.
— Так вот, чтобы познакомить широкую общественность с теми успехами, которые имеют место на передовых, так сказать, рубежах науки, наша газета решила поместить очерк о вашей работе.
— А если конкретнее?
— Конкретно — газете нужен материал, в котором нашли бы отражение следующие вопросы. Прежде всего, конечно, сущность вашей работы. Затем — что интересного достигнуто в этом году? Каковы дальнейшие перспективы? Связь науки с производством? Лучшие люди? Неплохо было бы отметить также, в чем заключаются ваши трудности. Какую помощь хотели бы вы получить? И что считаете самым главным на сегодняшний день? Вот короткий перечень вопросов…
— Ну, если отвечать на весь этот «короткий перечень», — усмехнулся Воронов, — работать будет уже просто некогда. Что же касается того, что мешает нам, то как раз об этом я должен говорить сегодня с деканом факультета. Вам, думаю, это будет небезынтересно.
— Конечно!
— Тогда пойдемте. Только одно условие — вам, пожалуй, не следует говорить, что вы корреспондент, из газеты. Так наша беседа будет естественнее.
— Совершенно верно! Но когда же… — он оглянулся на экраны осциллографов.
— А сюда мы еще вернемся, и вы сами познакомитесь и с людьми и с тем, над чем они работают.
Декан встретил их благодушнейшей улыбкой:
— А-а, Юрий Дмитриевич! — поднялся он. — Проходите, проходите, батенька мой! Не часто балуете вы своим вниманием стариков. Не часто. А зря!
— Вот мы и пришли к вам, Модест Петрович, посоветоваться.
— Да вы садитесь. Садитесь, пожалуйста! И вы, молодой человек. Простите, не имею чести знать…
— Ашмарин, — коротко отрекомендовался тот, с любопытством осматривая просторный кабинет.
— Очень приятно! Присаживайтесь.
— Спасибо, Модест Петрович, — поблагодарил Воронов. — Речь пойдет о наших лабораториях. Я имею в виду кафедральные лаборатории. Они слишком малы, оборудованы слишком примитивно и, естественно, не могут решать тех задач, которые ставит сейчас наука…
Улыбка сбежала с лица Бенецианова:
— Ну-с, и что вы предлагаете?
— Я много думал об этом и пришел к мысли, что пора нам объединить лаборатории.
— Как объединить?
— Очень просто. Создать вместо них единую общефакультетскую лабораторию с подчинением ее деканату или Ученому совету.
— А зачем нужна такая реформа?
— Целесообразность этого, на мой взгляд, очевидна… Ведь что сейчас получается? Делает, предположим, мой лаборант какой-нибудь анализ, и у него не хватает платиновой посуды. А у вас в лаборатории она стоит без дела. Или, наоборот, в вашей лаборатории недостает каких-то реактивов, а у нас их больше чем достаточно. Но не это главное. Возьмите такой вопрос, как распределение средств на оборудование. Из года в год они дробятся между нашими карликовыми лабораториями, и в результате ни одна из них не может приобрести современного дорогостоящего оборудования. А ведь пора уже факультету иметь такую лабораторную базу, которая позволит вести комплексное исследование любых минеральных объектов с использованием всех достижений аналитической техники. Пришло время ставить экспериментальные работы и по кардинальнейшей проблеме геологии — превращению всех без исключения пород и минералов в сырье для промышленности. Пора, наконец, вплотную переходить к созданию искусственных минералов. У нас на кафедре, как вы знаете, кое-что делается в этом направлении. Но делается недостаточно. Нет соответствующего оборудования. Нет дефицитных материалов. Мы до сих пор не имеем даже рентгеновской установки, электронного микроскопа, масс-спектрографа. Без этих приборов невозможно дальнейшее развитие научной работы на факультете. И все это мы сможем получить только при одном условии — создав крупную общефакультетскую лабораторию. Как вы на это смотрите?
— Как я на это смотрю? — Бенецианов забарабанил пальцами по столу. — Я не согласен с вами. Что значит подчинить лабораторию деканату? Деканат у нас — это декан и секретарь. Так что же, мне прикажете руководить этой суперлабораторией? Или моему секретарю? А Ученый совет вообще не станет вникать в такие дела.
Воронов настаивал:
— Во главе объединенной лаборатории будет стоять заведующий. Он-то и станет подчиняться деканату или Ученому совету.
— Нет-нет! Чепуха! Сейчас каждая лаборатория имеет хозяина. Тогда его не будет. Сейчас каждая кафедра имеет свою экспериментальную базу. А что получится, если принять ваше предложение? Нужно сделать какой-нибудь анализ — беги за разрешением в деканат. Или ставь вопрос на Ученом совете!
— Ну, зачем все так усложнять, Модест Петрович! Имеются же планы исследовательской работы кафедры. Эти планы будут увязываться с планом работы лаборатории. Только и всего!
— Опять вы с этими планами! — Бенецианов махнул рукой. — Какие могут быть планы в научной работе! Вы же ученый, Юрий Дмитриевич, и должны понимать, что нельзя втиснуть в какой-тo план творческую мысль исследователя.