— Мы тоже в земле копаемся…
— Тоже сравнили! — Нина Павловна застучала каблучками в сторону двери. — Но для вашей защиты статейка просто клад. Так что скажите мне спасибо…
— Да что вы заладили: защита, защита! И кто вам сказал об этом?
Нина Павловна задержалась.
— Все говорят. К тому же хвалят вашу диссертацию, в ней, говорят, собрана масса фактического материала…
— Только нет ни одной живой идеи. Масса фактического материала… А как обработан этот материал? Вы были в нашей лаборатории? Видели, как лаборанты отмучивают глину и разделяют в сабанинских стаканах алеврит? Не знаю, как вас, а меня уже мутит от подобных «анализов».
— Но ведь вы посылали образцы на рентгеновские и на термические анализы.
— Вот именно, посылал! А не сам этим занимался. Хотя и эти методы бородой поросли. Так что, никакой защиты не будет! Я уже приступил к другой теме.
— К другой теме! — всплеснула руками Нина Павловна. — После двух лет работы! Кто это вам подстроил?
— Почему обязательно подстроил? — Андрей в раздражении отложил газету. — Никто ничего не подстраивал. Я сам вижу — вся моя работа на дедовских методах.
— Ну, это Ученому совету виднее…
— Не очень-то много видно Ученому совету, если сам его председатель, уважаемый профессор Бенецианов, считает бултыханье в стакане вершиной осадочной петрографии.
У Нины Павловны округлились глаза:
— Уж не собираетесь ли вы выступить против Бенецианова?
— А что?
— Проглотит…
— Воронова он тоже хотел проглотить, да зубы поломал.
— Андрей Семенович, дорогой, о чем вы говорите! Воронов — машина. Понимаете — электронная машина! У него нет ни чувств, ни нервов. А вам, с вашей душой ягненка…
— Откуда вы знаете мою душу?
— А кто ее не знает! Вы же мухи не обидите.
— Никого обижать я и не собираюсь, а то, что осадочная петрография, как все науки, нуждается в точных методах исследования, — докажу!
— Что же, дай бог, как говорится, нашему ягненку волка съесть, — бросила Нина Павловна, выходя из комнаты.
Андрей снова заходил из угла в угол. Нет уж! Пусть его работа по юрским отложениям не станет кандидатской диссертацией. Но он докажет, что радиоэлектроника и в осадочной петрографии должна сказать свое слово. Так и заявит сегодня шефу.
Собственно, это решение созрело у него давно, еще в июне, когда он возвратился в город и выписался из больницы. Бенецианов тогда потребовал объяснений по поводу просроченной командировки. А когда Бардин сказал, что задержался, помогая колхозу наладить собственное производство удобрений из местных руд, декан усмехнулся:
— Вы бы там еще металлургический завод начали строить.
— Но ведь использование юрских пород предусмотрено планом диссертации, — возразил Андрей. — А здесь открывались такие возможности…
— Подобные эксперименты проводятся в лаборатории, молодой человек. Вы аспирант, а не кустарь-самоучка. И время, отпущенное регламентом на диссертацию, нужно тратить по назначению.
— В лаборатории все это было мной проделано. Речь идет о практическом использовании. Вообще наши лабораторные методы… Вот новая методика с применением радиоэлектроники…
— Что-что? — перебил Бенецианов. — Какая еще электроника? В осадочной петрографии? Не мните из себя Ньютона, молодой человек. Вы только еще вступаете в науку. Мы были скромнее в ваши годы. Петрография наука немолодая, у нее давно выработаны свои, так сказать, классические методы исследования. Ими пользуются все, и в том числе такие корифеи, перед которыми даже мы, профессора, склоняем головы. А вам, видите ли, этого мало. Понадобилась какая-то радиоэлектроника. Хотите спекульнуть модным увлечением. Но, молодой человек, наука этого не любит… А вот о причинах задержки в командировке соблаговолите представить письменное объяснение.
На другой день в приказе по факультету аспиранту Бардину был объявлен выговор за «халатное отношение к своим обязанностям и превышение полномочий, представленных научной командировкой». А у Андрея созрело окончательное решение разработать новые методы изучения осадочных пород, которые сделали бы петрографию точной аналитической наукой.
Но как на это посмотрит шеф? Будь на его месте Воронов, тот поддержал бы, несомненно. А заведующий кафедрой петрографии Леонид Иванович Греков — человек старой закалки. Впрочем, этим, пожалуй, и ограничивалось его сходство с такими приверженцами «классической» геологии, как Бенецианов. Профессор Греков являл собой образец типичного университетского ученого русской школы, немного педантичного, немного замкнутого, немного сварливого, но до самозабвения влюбленного в свою науку и исключительно добросовестного во всем, что касалось научных исследований и взаимоотношений между учеными. Многие черты старых университетских традиций сохранились и в отношениях Грекова к студентам. Никогда не проводил он проверки посещаемости, не делал студентам замечаний, не писал на них рапортов в деканат, зато нередко приглашал того или иного студента к себе в кабинет и подолгу беседовал с ним, как равный с равным, не избегая самых острых вопросов, и если в кабинете была девушка-студентка, то непременно спрашивал у нее разрешения закурить, а ребятам сам пододвигал свой ящик с папиросами, неизменно называя всех коллегами.
Андрей глубоко уважал своего старого учителя, и потому предстоящий разговор волновал его больше, чем памятная перепалка с деканом, тем более, что Греков со своей стороны тоже проявлял постоянное расположение к беспокойному аспиранту.
Но будь что будет! Профессор должен понять его. А если не поймет, Андрею нечего больше делать на факультете.
Он сел к столу и придвинул к себе газету. Милая далекая Танюша… Ведь он мог бы туда съездить. Ну, скажем, для того, чтобы увидеть, как работает установка. Там, в колхозе, ему, конечно, будут рады. А вот как его встретит Таня? Особенно после той глупой истории с лошадью…
Дверь снова скрипнула — видимо, кто-то вошел. Андрей не оглянулся, — к Нине Павловне приходило немало разных приятелей и приятельниц.
— Здравствуйте… — услышал он.
Андрей обернулся.
— Таня!.. — он вскочил с места и порывисто шагнул к девушке. — Здравствуйте, Таня.
Она смущенно улыбалась, теребя в руках какой-то бумажный сверток.
— Еле разыскала вас…
— Еще бы! У меня ведь и места постоянного нет. Устроился пока вот в лаборатории у минералогов.
Оба смущенно замолчали.
— Да, — вспомнил Андрей, — только что прочитал о вашем звене в газете. Поздравляю, Таня.
— В газете? Вы шутите. А поздравить меня можно. Я все-таки поступила в университет и теперь студентка.
— В наш университет?
— И даже на ваш факультет..
— Нет, в самом деле?.. Вот молодец. Я так и думал, что вы такая… Поздравляю.
— Спасибо. Это ведь я вам обязана. И в колхозе, и… вообще. Я хотела бы… — Она развернула сверток и протянула Андрею большой букет белых цветов.
— Ой, что вы! Мне никогда еще… Даже не знаю, как благодарить вас… Да вы садитесь, пожалуйста!
— Нет-нет! Я па минуточку. Сегодня вся наша группа едет в колхоз.
— Но как же… Мне столько нужно сказать вам!
— После, когда приедем. — Она протянула ему руку.
— Таня…
— До свидания, Андрюша.
— Но расскажите хоть, как вы…
— После, после! Там, наверное, уже собрались. А мне еще надо забежать в общежитие. Недели через две, надеюсь, увидимся.
Таня бежала по улицам, и лицо се светилось радостью. Только бы не опоздать! Вот и университетский двор. Но где же все? Таня глянула в подъезд и увидела Андрееву.
— Люся!
— Таня! Где же наши?
— И я ищу их. Неужели опоздали?.. — Она растерянно оглядела пустеющий двор и радостно захлопала в ладоши:
— Да вон они! Уселись на машине. Ой, уже поехали! Бежим скорей! Иван! Иван, подождите нас!
А Иван уже колотил по крыше кабины. Машина затормозила.